Занимательная медицина. Развитие российского врачевания - Станислав Венгловский

С другой стороны, Флеминг опирался на высказывания медицинских светил, скажем, того же Мечникова, который, еще в 1909 году, выразил твердое убеждение, что в медицине, когда-нибудь, определенно, настанет возможность воспользоваться межвидовой борьбой в живом мире. Что к этому надо быть готовым всем людям…

Пристальная внимательность к лабораторным исследованиям, в конце концов, дала свои результаты.

Чашки Петри, получившие свое название в честь придумавшего их дотошного микробиолога, составляют такую же принадлежность любой лаборатории, как и оснащение мало-мальски конкурентного магазина. И как ни стараются содержать в образцовой чистоте, как ни содержат их плотно и тщательно закрытыми, а все же на питательной поверхности агар-агара – нет-нет, да и поселяются какие-то непрошеные пришельцы. Для этого, бывает, достаточно лишь случайного дуновения ветра из-за неплотно прикрытой форточки, неосторожного дыхания о чем-то постороннем задумавшегося сотрудника самой лаборатории, плохо подавленного чиха из его носа, – чтобы исключительно чуткий агар-агар с готовностью приютил у себя какие-то неведомые ему прежде микроорганизмы. Чаще всего в тарелки Петри попадает вездесущая плесень, так и ждущая подходящих условий для своего размножения.

Самой первой ответной реакцией исследователя на подобную наглость, является избавление от докучных образцов. Но не так поступал Александр Флеминг. Надо ли говорить, что после открытия таинственного лизоцима, – все внимание исследователя было направлено на «испорченные» чашки Петри. Оно тысячекратно усилилось после того, как ему удалось заметить явное воздействие плесени на другие, соседствующие посевы, как бы специально туда помещенные…

Справедливости ради надо все же отметить, что, как выяснилось впоследствии, необычные свойства плесени были замечены еще задолго до Флеминга и даже еще до его рождения. Русские ученые Алексей Герасимович Полотебнов и Вячеслав Авксентьевич Манассеин, оба выпускники петербургской Медико-хирургической академии, еще в 1868–1871 годах установили, что в подобных условиях размножения плесени нисколько «не развиваются бактерии». Более того, оба ученые пытались даже лечить плесенью определенные болезни.

Скажем, Полотебнов, будучи сам дерматологом-венерологом, применял зеленую плесень против сифилитических проявлений.

Выводы этих ученых были подтверждены и другими отечественными их коллегами. В частности – это удалось Николаю Аркадьевичу Лебединскому еще в 1877 году. Также тщательно изучены они были Михаилом Гавриловичем Тартаковским, который в 1904 году специально заметил влияние зеленой плесени на возбудителей куриной чумы. Тогда-то он однозначно пришел к убеждению, что само лишь присутствие ее весьма губительно действует на уже четко выраженные чумные начала…

Принципы, замеченные Флемингом в живой природе, лежали, между прочим, в русле учения об антибиозе, введенного в научный оборот еще в 1889 году французским ученым Вильеменом. Предложенный им термин «антибиоз» состоит из древнегреческой приставки αντι- (против) и древнегреческого же имени существительного βιος – (жизнь). Смысл его, вытекающий из дарвиновского учения о борьбе за существование, заключается как раз в том, что одни живые организмы готовы лишать жизни других. Подобную идею поддерживали и Листер, и Пастер (об отношении к ней Мечникова, кажется, уже говорилось нами). В подтверждение ее были использованы и высказывания античных врачей, которыми было четко замечено одно довольно странное обстоятельство: появление новой заразной болезни тормозит, а то и сводит на нет разгул другой, ей предшествовавшей.

Одним словом, забегая несколько вперед, скажем, что хоть наблюдательность, энергия, ум и труд самого Александра Флеминга привели его к большому успеху, приведенные выше обстоятельства несколько затушевывают этот его приоритет.

Многим недоброжелателям вообще хотелось его умалить.

Особенно вызывающе вела себя советская пропаганда, – что нисколько неудивительно для тех времен. Успех Флеминга, как видим, пришелся на период наибольшего разгула сталинизма, когда попиралось все то, что только шло к нам с «прогнившего насквозь» капиталистического Запада.

И все же, как видим, сама идея об отыскании в природе мощного союзника в борьбе с инфекционными болезнями, – уже давно носилась в воздухе. Недоставало ей только преданного и убежденного ученого, типа упрямого Флеминга. Как и в случае с открытием лизоцима (кстати, к тому времени так и не выделенного еще в чистом виде), – он исключительно твердо верил в наличие в природе искомого вещества, способного творить чудеса.

* * *

Исходным материалом для своих лабораторных поисков – Александр Флеминг избрал плесень, впервые описанную шведским фармакологом Томасом Вестлингом и добытую им из листьев иссопа. Этот вид плесени получил у него название penicillium notation (что в переводе с латинского языка означает лишь – ярко выраженный кистеобразный). Таковыми свойствами отличались проросшие споры этого вида плесени.

Здесь небезынтересно будет также заметить, что само растение иссоп, которое облюбовали невзрачные плесневые грибки, также не лишено ореола какой-то странной загадочности. Это пахучее, обычно крупное растение, украшенное голубыми или белыми цветами, достигающее порою полутораметровой высоты, – отличается каким-то своим, особым строением. Его стебли, как бы связанные в большие пучки, очень подходили для кропления разными жидкостями. Быть может, именно этим свойством и объясняется особая популярность иссопа у древних народов, в частности – у древних евреев, а, быть может, и чем-то иным, неведомым нам.

Во всяком случае, 50-м псалме Давыдовом довольно загадочно звучат слова, обращенные к Богу: «Окропи меня иссопом, и буду чист, омой меня, и буду белее снега».

Итак, Флеминг был убежден: в зеленой плесени, в грибках penicillium notatum, таится спасительное вещество, которому он дал название penicillium. Но тут же возник и новый вопрос: как это вещество оттуда можно выделить? Как превратить его в настоящее лекарство, доступное в любой аптеке?

Сам Флеминг не был химиком.

После продолжительных экспериментов ему удалось получить жидкость, лишь содержащую в своей основе подлинный пенициллин, однако густо смешанную с разными белковыми примесями. Он стал подкислять добычу, взбалтывая ее с эфиром, надеясь увидеть лекарственный препарат после удаления оттуда эфира, – но предполагаемый очищенный пенициллин тут же разлагался, превращаясь… фактически ни во что. Столь желаемое им вещество никак не давалось человеку в руки.

Казалось, сама природа исключительно цепко держалась за свои сокровенные тайны.

Применять же пенициллин в его неочищенном виде – нельзя было ни в коем случае. Это грозило так называемым анафилактическим шоком, причиной которого является явная несовместимость введенного чужеродного белка с собственными белками человеческого организма.

На помощь были призваны профессиональные химики, однако и у них никак не заладилось это дело. Бесконечные попытки их оказались совершенно безрезультатными, пока не прекратились полностью.