Дверь в одиночество - Павел Иевлев

Подивившись, что нужно от меня Родине в такую рань — задачи ставит московский офис, а там раньше 10 утра никто сроду не появлялся, — открыл приложение.

Надо же, в первый раз такое вижу. У нас и так довольно секьюрный мессенджер, несколько похожий по функционалу на tor-chat, но свой собственный. Он по умолчанию не хранит логов переписки на устройстве, — это иногда неудобно, но это требование безопасников. Если кто-то сопрёт мой смартфон и сумеет его вскрыть, то чёрта два он что-то узнает о моей работе — никакой рабочей переписки, никаких документов, никаких файлов на устройстве не хранится. (За нарушение этого правила у нас вылетают из штата впереди своего визга). Я знал, что у этого мессенджера есть ещё особый режим «секретного чата», когда переписка идёт p-to-p, мимо серверов, сообщения удаляются сразу по прочтению и даже блокируется возможность делать скриншоты, но никогда им не пользовался, потому что для работы это неудобно. «Евгений П.» — это человек, пригласивший меня на работу и заодно координатор нашей группы аналитиков, обладающий сверхценным талантом понять расплывчатые хотелки государственного заказчика и перевести их в понятное рабочее ТЗ. «Наш ЕП», звали его аналитики. Мы не были с ним особо дружны, скорее, находились в хороших рабочих отношениях, так что я несколько удивился такому персональному вниманию. Но к чату, разумеется, присоединился.

«Привет, у нас что-то настолько срочное? — натыкал я большим пальцем левой руки, правой прихлёбывая кофе, — Родина ждёт от нас подвига прямо в 8 утра?»

«Нет, это не по работе», — ответил Евгений П.

«?» — спросил я лаконично. Не умею я быстро набирать одним пальцем по экранной клавиатуре, держа смартфон в той же руке, как нынешние подростки. Мне кажется, у человека противостоящий большой палец не для этого развивался.

«Силовики вывозят семьи из столицы, — напечатал собеседник. — Есть серьёзная инфа, что в следующем месяце стартует горячая фаза. Косьвинский Камень[32] загружают, Вороново и Шарапово[33] готовы к приёму…»

«Бля», — я уже поставил кофе и взял смарт двумя руками, но что-то содержательное сказать не мог. Так и смотрел тупо, как в окне с красивой анимацией тает его сообщение, как будто кто-то быстро стирает его тряпочкой.

«Это совсем не паблик, ты понимаешь. Но у тебя ребёнок всё же, думай там себе чего-то…»

«А ты?»

«А я чего… Я ж не ВИП, в Вороново меня не позовут. Буду надеяться, что обойдётся, как в четырнадцатом…»

Тут меня слегка отпустило. В августе 14-го ЕП уже предупреждал меня, что «завтра начинается». И был, как позже выяснилось, прав — танки уже грели моторы, пилоты сидели в кабинах, а обслуга цепляла им на крылья, что они там обычно цепляют. Но обошлось. Буквально в последний момент соседи поняли, что шутки кончились, и резко, с дымом из-под ослиных своих копыт врубили заднюю. Наши тоже решили тогда спустить на тормозах, хотя многие по сию пору считают, что зря, надо было, мол, «резать к чёртовой матери, не дожидаясь перитонита». Впрочем, у нас сейчас в политике принят «византийский стиль» — всё на интригах, непрозрачности решений и медленном выкручивании рук с невозмутимой улыбкой на лице. Воевать в открытую — это последний шаг, которого лучше не делать никогда. Этот подход имеет свои плюсы и минусы, в паблике он практически никому не нравится — но до сих пор он работал, и отрицать это невозможно. Может, и сейчас проскочим?

«Какой сценарий?» — написал я.

«Ждём „Юг-локальный“, а там, сам понимаешь…» — ответил ЕП.

Самый вероятный, но далеко не самый опасный. У нас для внутреннего употребления были расписаны несколько сценариев обострения ситуации до горячей фазы — «Юг-локальный», «Юг-глобальный», «Юг-террор», «Север-глобальный», «Север-тактический», «Восток», «Восток 2» и «Полный Пэ». Все они были нехороши по-своему, но «Юг-локальный» по прогнозам специально обученных военных экспертов (не нас) давал наименьшую вероятность сползания к сценарию «Полный Пэ».

Тут надо понимать, что наша группа отнюдь не занималась военной прогностикой и аналитикой, это не наш профиль и не наши компетенции. Для этого, в конце концов, Генштаб есть. Так что эти сценарии, на самом деле, не наши, а наоборот — вражеские, построенные на мониторинге западных военных аналитиков, выкладки которых периодически так или иначе попадали к нам. Творчество жанра «как именно мы вломим проклятым Рашнз». Документы были разной степени адекватности, от полного безумия до сливов высокой достоверности, однако постепенно, шаг за шагом, картина формировалась.

Главная опасность всех сценариев была в том, что они легко и непринуждённо перерастали из локальных в глобальные — вероятность такого развития ситуации независимые эксперты оценивали процентов в 80–90. К сожалению, этих экспертов никто не слушал. Стандартный американский подход к войне состоит в недооценке противника, переоценке американских возможностей и непонимании характера войны, которую страна начинает. Эта ситуация усугубляется катастрофической деградацией американской аналитики в отношении России, — мы постоянно мониторили работы западных коллег, читали их доклады: как открытые, так и краденые хакерами… Это здорово повышало нашу самооценку, поскольку большая их часть была развесистой клюквой, из зарослей которой выезжал верхом на пьяном медведе полуголый Путин в ушанке с балалайкой в руках. Дело было не только в низком профессионализме экспертов, но и в отсутствии адекватной референтной группы — они основывались на информации «лояльных» США оппозиционеров, которые транслировали вовне ту же привычную картину мира, что и вовнутрь — «сраная рашка катится в сраное дерьмо, все танки картонные, все ракеты ржавые, конец режима близок, пришлите ещё денег срочно». Поэтому представления политической элиты США о российском военном потенциале и политических процессах были основаны на выборке «политически удобных» корреспондентов, сообщающих своим слушателям то, что им хотелось бы услышать.

Между тем, в Европе размещено 180 ядерных боеголовок — в Бельгии, Германии, Италии, Нидерландах и до недавнего времени в Турции. «Достратегическая мощность предполагает нанесение удара с использованием одной или нескольких ядерных боеголовок как средство демонстрации решимости и политической воли», — гласит военная доктрина НАТО. «Средство демонстрации воли», поди ж ты.

ЕП давно уже отключился, а я всё сидел над остывшим кофе. Читал новости, проглядывая наши и западные ленты с каким-то новым чувством болезненного интереса. В завораживающей картине гибели Помпеи меня всегда привлекал не тот момент, который запечатлел на своей знаменитой картине Брюллов, а первые дымки над Везувием, которые многое сказали бы вулканологам, будь они тогда в злосчастных окрестностях Неаполя. Первый лёгкий привкус серы в воздухе, первый робкий подземный толчок, слабенький, почти неслышный рокот и первая покачнувшаяся на столе амфора с вином. Настоящий ценитель уже видит в этом и удушливую красоту серых облаков пепла, и могучий порыв раскалённого газа, и величественный бег огненной лавы, и весёлый треск летящих наземь статуй, и единый хорал, в который сольются крики толпы, и даже те трогательные пустоты в осадочном слое, которые зальют гипсом на потеху туристам будущие археологи, чтобы те подивились на нас — дурачков, праздно внимавшим раскатам подземного грома, пока не стало поздно.