Призрак Оперы. Тайна Желтой комнаты - Гастон Леру

не нужны, поскольку цель автора этих строк – рассказать о том, что произошло с виконтом де Шаньи и со мной на самом деле во время этой ужасной авантюры, создавшей немало проблем для французского правосудия.

Однако вернемся к делу.

Когда потолок засветился и вокруг нас вспыхнул лесной пейзаж, изумлению виконта не было предела. Появление непроходимой чащи леса с бесчисленными деревьями, окружавшими нас со всех сторон, деревьями, которые множились до бесконечности, погрузило его в пугающее оцепенение. Он потер рукой лоб, будто пытаясь поймать волшебное видение, и заморгал, как только что разбуженный человек, не понимающий, что с ним. Он даже отвлекся от голосов за стеной.

Я уже отметил, что появление леса почти не удивило меня. Я продолжал прислушиваться к тому, что происходило за стеной. Кроме того, я был поглощен не столько пейзажем, сколько зеркалами, которые его создавали. Эти зеркала были кое-где разбиты.

Да, на них, несмотря на высокую прочность стекла, были трещины и выбоины, и это доказывало, что „камера пыток“, где мы находились, уже не раз использовалась по назначению.

Наверное, какой-то несчастный, очевидно не столь безоружный и нагой, как приговоренные во дворце „сладостных ночей Мазендарана“, был брошен в этот „смертельный иллюзион“ и в безумстве ярости бился об эти зеркала, которые, несмотря на легкие повреждения, противостояли его агонии. А ветка железного дерева, где для него закончились все муки, располагалась таким образом, что перед смертью он мог видеть, как вместе с ним судорожно дергаются тысячи повешенных, – таково было последнее утешение.

Да, Жозеф Бюкэ прошел через это…

Неужели и мы умрем так же?

Я старался не думать об этом, помня, что у нас есть еще несколько часов, которые можно употребить с большей пользой, чем удалось бедняге Бюкэ.

Ведь я изучил до тонкости бóльшую часть трюков Эрика. Следовало воспользоваться моими знаниями – теперь или никогда.

Прежде всего я и не помышлял о том, чтобы вернуться тем же путем, который привел нас в эту проклятую комнату, или о том, чтобы отвернуть камень, закрывающий проход. Объяснялось это просто: для этого у нас не было никаких средств. Мы прыгнули в „камеру пыток“ со слишком большой высоты, и никакая мебель не помогла бы нам дотянуться до камня, закрывавшего отверстие, даже если использовать в качестве ступенек ветви железного дерева или плечи одного из нас.

Оставался единственно возможный выход: через комнату, обставленную в стиле Луи-Филиппа, где находились Эрик и Кристина Даэ. Но если с той стороны сюда вела обычная дверь, для нас она оставалась абсолютно невидимой. Значит, надо попытаться открыть ее, не зная, где она расположена, что было весьма непросто.

Когда я окончательно понял, что нечего надеяться на Кристину, когда услышал, что этот монстр увлек, точнее, уволок несчастную девушку из комнаты, чтобы она не могла помешать нашей пытке, я решил, не теряя времени, взяться за дело сам, то есть приступить к поискам двери.

Но прежде всего надо было успокоить виконта, который, как в бреду, ходил по опушке леса и невнятно восклицал что-то. Обрывки разговора между Кристиной и Эриком, услышанные им, длительное волнение – все это вывело его из себя, а неожиданно появившийся волшебный лес и испепеляющая жара, от которой по лицу струился обильный пот, довершили дело. Нетрудно понять, что господин де Шаньи понемногу начал впадать в экзальтацию и совершенно забыл все мои советы, утратив всякую осторожность.

Он расхаживал взад-вперед, пытаясь попасть в несуществующее пространство, прорваться в аллею, ведущую к горизонту, и через несколько шагов утыкался лбом в отражение несуществующего леса.

Он то и дело восклицал: „Кристина! Кристина!“, брал пистолет на изготовку, изо всех сил призывая Эрика, вызывая на смертельный поединок Ангела Музыки и проклиная иллюзорный лес. Эта пытка подорвала его дух. Я старался, сколько возможно, утихомирить его и самым успокаивающим тоном уговаривал бедного виконта, заставляя его коснуться зеркал, железного дерева и отражения его веток на колоннах, и объяснял, что светящиеся отражения – это обман зрения, возникающий в соответствии с законами оптики, однако же мы не должны, как последние невежды, стать жертвами этого обмана.

– Мы находимся в комнате, в маленькой комнате, вы должны это непрерывно повторять себе, и мы выйдем отсюда, как только удастся найти дверь. Так давайте поищем ее!

Я обещал ему, что, если он даст мне возможность действовать, перестанет отвлекать меня криками и сновать из угла в угол, я обнаружу секрет двери менее чем через час.

Тогда он улегся на паркет, как на лесную поляну, и заявил, что ему больше ничего не остается, как ждать. И счел своим долгом добавить, что оттуда, где он лежал, открывается „великолепный вид“. (Несмотря на все принятые мной меры, пытка уже подействовала на него.)

Я же, забыв про лес, взялся за зеркальную панель и стал тщательно ощупывать, отыскивая единственную уязвимую точку, на которую следовало нажать, чтобы заставить повернуться дверь, как это было предусмотрено в системе вращающихся дверей и люков, придуманной Эриком. Такой уязвимой точкой, приводящей в действие пружину, могло оказаться любое пятно на стекле, совсем незаметное, величиной с горошину. Я все искал и искал. Ощупывал зеркала там, где мог дотянуться. Эрик был примерно такого же роста, как и я, и вряд ли установил бы пружину там, где не мог бы до нее достать, впрочем это было лишь предположение, но в нем заключалась вся моя надежда. Я решил скрупулезно таким образом обследовать по очереди все шесть зеркальных панно, затем так же внимательно осмотреть пол.

Пока я прощупывал стены, стараясь не терять ни минуты, жара все усиливалась, мы начинали буквально поджариваться в пылающем лесу.

Я работал уже полчаса и проверил три панно, и вдруг, к несчастью, мне пришлось обернуться на приглушенное восклицание виконта.

– Я задыхаюсь! – проговорил он. – От этих зеркал исходит адская жара. Скоро ли вы отыщете пружину? Пока вы копаетесь, мы здесь поджаримся!

Меня вовсе не рассердили его слова. Он не упомянул про лес, что было хорошим знаком, и мне показалось, что разум моего спутника еще может противостоять пытке. Но он добавил:

– Утешением мне служит то, что этот монстр дал Кристине срок до завтрашнего вечера, и если мы не сможем выбраться отсюда и прийти ей на помощь, то, по крайней мере, мы умрем раньше ее! И месса Эрика прозвучит для всех…

Он вдохнул горячий воздух, и этот глоток едва не лишил его чувств.

Я не разделял безнадежных мыслей виконта де Шаньи по поводу близкой кончины, поэтому, сказав ему несколько