Призрак Оперы. Тайна Желтой комнаты - Гастон Леру

еще более непереносимая пытка: нам послышался шум дождя, но дождя не было! Это была еще одна адская выдумка. О, я прекрасно знал, как Эрик добивается этого! Он насыпал мелкие камешки в очень узкий и очень длинный ящик с врезанными через определенные промежутки желобами из дерева и металла. Падая, камешки ударяли друг о друга и о желоба, и возникали звуки, дробные звуки, напоминающие град вперемежку с дождем во время грозы.

Это следовало видеть, как виконт де Шаньи и я, высунув язык, брели к журчащему ручью. Наши глаза и уши пропитались водой, но язык оставался сухим и твердым, как обломок рога.

Добравшись до зеркала, виконт лизнул его, я сделал то же самое. Зеркало было раскаленным.

Мы принялись кататься по земле, хрипя и задыхаясь. Виконт приставил к виску последний оставшийся заряженным пистолет, я разглядывал валявшуюся под ногами пенджабскую удавку.

Я знал, зачем в этом новом, третьем пейзаже вновь возникло железное дерево.

Оно предназначалось мне.

Но, пристально рассматривая удавку, я различил нечто такое, от чего меня затрясло так сильно, что господин де Шаньи, бормотавший: „Прощай, Кристина“, опустил пистолет.

Я взял его за руку. Потом забрал пистолет и пополз к тому месту, что привлекло мое внимание.

Рядом с пенджабской удавкой, в выемке паркета я углядел черную шляпку гвоздя, назначение которой могло быть только одно.

Наконец-то я отыскал пружину! Пружину, которая заставит дверь открыться… Которая вернет нам свободу, приведет к Эрику…

Я пощупал шляпку гвоздя. Просияв, я обернулся к виконту. Гвоздь с черной шляпкой поддавался моему нажатию!

А потом…

Потом открылась не дверь в стене, а замаскированный в полу люк.

Близ темной дыры нас охватил поток свежего воздуха. Мы прильнули к ней, как к живительной влаге. Погрузившись подбородком в прохладную тень, мы жадно глотали этот воздух.

Мы склонялись все ниже и ниже. Что могло быть в этой дыре, в пещере, таинственным образом приоткрывшейся нам сквозь люк в полу?..

Может быть, там внизу вода? Вода, которую можно пить?

Я протянул руку во тьму, она нащупала камень, потом другой, темную лестницу, ступени которой вели в пещеру.

Виконт уже приготовился спуститься туда.

Если даже там нет воды, мы сможем скрыться от воспламеняющего притяжения ужасных зеркал.

Но я остановил виконта, остерегаясь очередного трюка этого монстра, и спустился первым, светя потайным фонарем.

Ступени спиральной лестницы тонули в бездонной мгле. О, как была благодатна эта прохлада!

Скорее всего, это объяснялось не действием системы искусственной вентиляции, устроенной Эриком, – прохлада исходила от самой земли, от близлежащего водоносного слоя. К тому же озеро, должно быть, находилось неподалеку.

Мы спустились вниз, и там, едва наши глаза привыкли к темноте, в свете моего фонаря разглядели какие-то округлые предметы.

Бочки!

Мы были в погребе Эрика!

Должно быть, здесь он хранил вино и, вероятно, питьевую воду. Я знал, что Эрик является любителем изысканных вин.

Да, здесь было что выпить.

Виконт поглаживал округлые бока и приговаривал:

– Бочки!.. Бочки!.. Сколько бочек!

Действительно, там оказалось немало бочек, симметрично выстроенных в два ряда, мы находились в промежутке между ними…

Это были скорее бочонки; я рассудил, что Эрик выбрал бочки именно такого размера, чтобы было удобнее доставлять их в дом на озере.

Мы осмотрели каждую, но ни в одной из них не обнаружили крана; все бочки были герметично закрыты. Тогда мы приподняли одну из них, убедились, что она полная, и, опустившись на колени, я лезвием небольшого ножа принялся поддевать затычку.

В этот момент мне почудилось, что откуда-то издалека доносятся монотонные распевные фразы, ритм их был мне знаком – я часто слышал на парижских улицах: „Бочки! Бочки! Вы продаете бочки?“

Моя рука застыла на затычке. Виконт тоже расслышал это. Он заметил:

– Забавно… Можно сказать, что бочка поет.

Пение постепенно удалялось: „Бочки! Бочки! Вы продаете бочки?..“

– Клянусь, звук идет изнутри бочки, – сказал виконт.

Мы вновь приподняли ее.

– Это внутри! Точно! – выдохнул де Шаньи.

Но больше ничего расслышать не удалось, и нам оставалось лишь чертыхнуться. Мы переглянулись и снова принялись открывать затычку. Виконт потянул обеими руками, и пробка выскочила.

– Что это такое? – воскликнул виконт. – Это же не вода!

Он набрал пригоршню из бочки и поднес к фонарю. Я наклонился ниже и тотчас так резко отбросил фонарь, что он разбился и погас. Мы остались в темноте.

То, что я мне удалось разглядеть в ладонях де Шаньи, было порохом!»

Глава 26

Повернуть скорпиона? Повернуть ящерицу?(Окончание рассказа Перса)

«Итак, на дне погреба я добрался до истины, что подспудно тревожила меня. Этот негодяй, оказывается, всерьез намекал на гибель рода человеческого! Удалившись от общества, он построил себе вдали от людей подземное логово; если живущие наверху попадут в убежище, где он укрыл свое чудовищное уродство, то мир содрогнется от чудовищной катастрофы.

От совершенного открытия нас бросило в жар, это заставило мгновенно забыть все прежние злоключения, все перенесенные страдания. Только что мы были на грани самоубийства, а теперь серьезность ситуации стала нам очевидна. Теперь мы поняли, что хотел сказать этот монстр Кристине Даэ, когда произнес ту гнусную фразу: «Да» или «нет»! Если «нет», все погибнут и будут здесь погребены“. Да, именно погребены под обломками величественного сооружения, что зовется Парижской Оперой! Можно ли было придумать более зверское преступление, чтобы покинуть мир в апофеозе ужаса! Подготовленная в тиши подземелья катастрофа послужит местью за отвергнутую любовь самого страшного чудовища, какое когда-либо появлялось под этим небом. „Завтра вечером в одиннадцать часов – последний срок“. Он неплохо выбрал время… На празднике в театре будет множество народу, ненавистные ему представители рода человеческого заполнят сияющие ярусы дома музыки. Можно ли мечтать о более роскошном похоронном кортеже? Вместе с ним сойдут в могилу самые прелестные плечи в мире, украшенные сказочными драгоценностями. Завтра вечером в одиннадцать часов. Мы должны взлететь на воздух в самый разгар спектакля, если Кристина Даэ скажет „нет“. Завтра вечером в одиннадцать. Но разве может Кристина не отвергнуть его! Ведь она скорее решит пойти под венец с самой смертью, чем с живым трупом. Да и вряд ли ей известно, что от ее слова зависит судьба множества людей… Завтра вечером в одиннадцать…

Пробираясь в потемках, сторонясь бочек с порохом, ища на ощупь каменные ступени, которые вели туда, где над нашими головами был люк в зеркальную комнату, мы всё повторяли про себя: „Завтра вечером в одиннадцать…“

Наконец я нашел лестницу и вдруг застыл на первой же ступеньке,