Эмир Кустурица. Автобиография - Эмир Кустурица

* * *

Опасность состоит в том, что, продавая нам эти вещи по низкой цене, американцы своими бомбардировками выставляют такой дорогой счет, что становится невозможно относиться к ним с симпатией. Бомбы сыпятся с неба с высоты десяти километров. Ничего нельзя сделать против тех, кто забрасывает нас бомбами: они нас видят, а мы их — нет. А это происходит всякий раз, когда что-то идет вразрез с их планами по очередному переделу мира. Когда они поставляют нам свои товары или прогуливаются по Луне — это хорошо. Хуже, когда они сбрасывают на нас бомбы, называя их «ангелами милосердия». Но совсем плохо становится, когда понимаешь, что эти две вещи тесно связаны между собой, и первая невозможна без второй, и обе они созданы одним и тем же человеком: тем самым героем Грабала, который не может быть гуманным, извиняясь и ссылаясь на Небеса, «которые тоже негуманны», поскольку, по его утверждению, это противоречит здравому смыслу. Чтобы иметь доступ к чудесным вещам и высоким сферам науки и культуры, человек карабкается к Небесам и раю по лестницам, ступени которых — убитые мученики, жертвы экономической войны. Побочный результат исторического развития! И хорошо, если еще остается надежда на перемены к лучшему! Но при этом возникает вопрос: стоит ли таких страданий то, что находится на самом верху лестницы, устланной трупами?

* * *

В Нормандии Мисо переводил на сербский язык все школьные дисциплины Стрибора, поскольку юный Кустурица только что начал обучение на французском языке. Подобно всем избалованным детям, мой сын регулярно терял тетради с переводом, и терпеливому дедушке приходилось делать все заново.

Стрибор уже вступил в подростковый возраст. Однажды он вернулся из школы крайне взволнованный. Он не сразу рассказал нам, что произошло, — я узнавал в этом свои собственные первые шаги в познании реальной жизни. Оказалось, он подрался с одним французом, хулиганом из его школы, который издевался над алжирскими учениками. Тем же летом в Будве он выбил зубы какому-то бодибилдеру, отец которого владел бензоколонкой в центре Будвы.

— Стрибор, тебе известно, что такое нанесение телесных повреждений? Что это уголовно наказуемо? — спросил его Мисо, когда тот вернулся во Францию.

Стрибор встревожился.

— Они могут засадить тебя на два года в тюрьму! — добавил Мисо.

Стрибор выглядел еще более взволнованным. После этого предупреждения он не дрался по меньшей мере два месяца.

— Что мне делать? Как с ним справиться? — спросил я Мисо.

— Вряд ли у тебя что-то получится. Попробуй, конечно, но когда в ребенке проявляется кто-то из его предков, к примеру дед, тогда все будет происходить, в точности как у этого деда, и все усилия будут напрасны, — ответил он мне, надеясь таким образом меня успокоить.

Внезапно осознав, что этим предком может быть он сам, Мисо поспешил добавить:

— В генетике такое часто повторяется через поколение, так что ребенок может быть вполне похож на своего прадеда.

Дедушка Мисо не любил быть в центре внимания. Он не был склонен разрешать конфликты физическим путем, как мы со Стрибором. Тем не менее во время трансляции соревнований по боксу он размахивал кулаками, словно сам находился на ринге. Когда боксеры наносили серию ударов и пускали в ход ноги, Мисо проделывал то же самое. Иногда он подпрыгивал так резво, что ногами сдвигал ковер, в результате чего обрушивал с этажерок декоративные предметы, и те, что были из стекла, разлетались на мелкие осколки по всей комнате. Однажды, не заметив осколков, он нашпиговал ими свои подошвы.

То же самое происходило с ним в его гостиной в Косеве во время футбольных матчей, транслируемых по телевидению. Его ноги мелькали в воздухе, словно он находился на поле. Он поддавал ногой каждый мяч. И когда игрок пробирался к воротам, Мисо сам наносил удар. Находясь один в комнате, он резко выбрасывал ногу вперед и изо всех сил ударял по воображаемому мячу.

Однажды Дуня, делавшая уроки в своей комнате, услышала крики Мисо. Сначала раздался мощный «ГООООЛ!». Затем наступила тишина, за которой последовал вопль, полный боли:

— Я упал и сломал себе ногу! На помощь!

* * *

Мисо, обладая сверхчувствительной натурой, плохо переносил малейшие осложнения в отношениях между людьми. Совсем как Стрибор. Любая сложная ситуация выбивала его из колеи. Именно это произошло, когда Мисо попытался сдать экзамен на право вождения мотоцикла в Високо. В тот момент, когда напряжение на экзамене достигло апогея, он выпустил руль из рук. И мотоциклист упал вместе с мотоциклом. Это объясняет тот факт, что большую часть своей жизни он провел в согласии со своими близкими друзьями и родственниками. Он плохо переносил незнакомые места и трудности, связанные с общением с незнакомцами. Его жена, напротив, обожала путешествовать, открывать для себя новые страны и завязывать новые знакомства. Мисо не возражал против ее путешествий, но всегда предупреждал:

— Лела, езжай, куда хочешь, и оставайся там, сколько пожелаешь, но при одном условии: когда вернешься, не показывай мне фотографий и не рассказывай ничего о том, что видела.

* * *

В Нормандии Лела посадила те же овощи, что и в Високо. Больше всего мне нравился редис. Когда я возвращался из Нью-Йорка, то сразу же отправлялся в обход по огороду и срывал эти маленькие красные плоды, сочные и твердые. Я грыз только что вырванный редис, прямо немытый, весь в земле, словно приехал откуда-нибудь из Эфиопии, а не из Соединенных Штатов. Французы и англичане триста лет сражались за обладание Нормандией, но, на мой взгляд, в здешней земле слишком много песка. В ней нет маслянистой глины моей родной земли, вкус которой я часто вспоминаю вместе с образами из прошлого и слезами, сопровождавшими мое детство.

* * *

В 1994 году умерла моя тетя Биба. Только жизнь может сыграть подобную шутку: известие о ее смерти пришло ко мне одновременно с письмом от ее бывшего мужа Любомира Райнвайна, присланным на мой парижский адрес. Мой дядя, по-прежнему шагающий в ногу с техническим прогрессом, отправил нам его по факсу, а не по почте. Он не знал, что его бывшая жена умерла, но уход моей тети полностью вписывался в его планы на будущее.

Мой дорогой Эмир!

Абсурдность моей жизни с твоей тетей Бибой достигла своего апогея! В прошлом я не раз пытался решить по-джентльменски вопрос о нашем разъезде, поскольку мы больше не могли жить в гармонии с твоей тетей. К несчастью, это оказалось невозможно. Ненависть, возникшая после нашего развода, растет с каждым днем и грозит обернуться худшим. Больше всего меня угнетают ее угрозы убить меня, пока я сплю. Если бы мы не жили в одной квартире, все было бы намного проще.

Тебе известно, мой дорогой Эмир, что я всегда относился к тебе с симпатией. Уже во времена моей службы в странах Центральной Европы, когда ты приезжал к нам в гости со своими родителями, я старался, чтобы вы чувствовали себя у нас как дома. Вернувшись сюда, я продолжил играть в теннис, поскольку, как тебе известно, Райнвайны прибыли из Австрии, а в Цетинье, который был когда-то городом послов, осталось множество теннисных кортов. На этих землях мой дед, заведовавший протокольным отделом при дворе короля Николы, был одним из первых, кто популяризировал данный вид спорта на Балканах! Став юношей, я тоже начал играть в теннис и участвовал в многочисленных соревнованиях. Я по-настоящему увлекся теннисом. И вместо того, чтобы заниматься им на побережье Черногории, я вынужден выслушивать ежедневные оскорбления. Разве это нормально, когда женщина после двадцати лет совместной жизни заявляет: «С Райнвайнами необходимо всегда быть начеку! Даже когда спишь, нужно следить краем глаза и слушать вполуха»?!