Почему евреи не любят Сталина - Яков Рабинович

С самого начала суду приходилось прилагать немало усилий для того, чтобы хоть как-то прикрыть несостоятельность обвинения, построенного в основном на фальсификациях. Еще в ходе предварительного следствия, когда Лозовского пробовали уличить в передаче американскому журналисту Гольдбергу секретного материала института № 205[133]о внешней политики Англии, тот резонно потребовал приобщить этот материал к делу. Однако Рюмин приказал этого не делать, ведь секреты были явно «липовыми». Допрошенный в ходе судебного заседания бывший начальник этого института Н. Н. Пухлов заявил, что обзор внешней политики Англии был составлен на основании сведений, опубликованных в иностранной печати, и не является секретным[134]. Тем не менее суд признал это обвинение обоснованным и полностью доверился результатам экспертиз, проведенных в ходе предварительного следствия.

По сути дела, суд был лишь фикцией, формальной акцией, срежиссированной МГБ по заказу Сталина. Как впоследствии утверждал председатель Военной коллегии Верховного суда СССР А. А. Чепцов, еще до начала процесса министр госбезопасности Игнатьев и его заместитель Рюмин сообщили ему, что по их докладу на Политбюро было принято решение о расстреле всех обвиняемых, кроме Штерн[135]. Однако Чепцов сомневался. Ему казалось, что этот выскочка Рюмин, бравировавший особым доверием к нему Сталина и подмявший под себя мягкого по характеру и неопытного в делах политической полиции Игнатьева, блефует. Опытный профессионал, прошедший в Военной коллегии почти все ступени служебной лестницы — от старшего делопроизводителя в 1926-м до полученной в 1948 г. от В. В. Ульриха должности ее председателя, Чепцов не мог не возмущаться тем, с какой откровенной бесцеремонностью Рюмин относился к процедуре суда, да и к нему лично. Мало того что все подсудимые в перерывах между заседаниями Военной коллегии подвергались психологической и физической обработке со стороны следователей, Рюмин, пользуясь тем, что суд проходил в помещении на Лубянке, установил в совещательной комнате судей подслушивающие устройства. Чтобы как-то нейтрализовать тотальный контроль МГБ, Чепцов перевел отдельные закрытые допросы подсудимых, свидетелей и экспертов в здание Военной коллегии на улице 25 Октября.

Окончательно убедившись вскоре, что дело ЕАК расследовано весьма поверхностно и построено в основном на сфальсифицированных или извращенных фактах, он в июле 1952 г. прервал процесс и решил возвратить дело на доследование. Тем самым схватка с всесильным Рюминым оказалась неизбежной. В поисках защиты Чепцов стал обращаться к руководству различных властных структур: генеральному прокурору Г. Н. Сафонову, председателю Верховного суда СССР А. А. Волину, заместителю председателя Комиссии партийного контроля М. Ф. Шкирятову, председателю Президиума Верховного Совета СССР Н. М. Швернику, заведующему Административным отделом ЦК ВКП(б) Г. П. Громову, секретарю ЦК П. К. Пономаренко. Все сочувствовали ему и в один голос заявляли, что решить этот вопрос может только Маленков.

Встреча с Маленковым вскоре состоялась. На ней присутствовали Рюмин и Игнатьев. Выслушав доводы Чепцова в пользу доследования дела и его сетования на беззакония Рюмина, тут же, впрочем, парированные последним, Маленков заявил: «Что же вы хотите, нас на колени поставить перед этими преступниками? Ведь приговор по этому делу апробирован народом (?! — Авт.), этим делом Политбюро ЦК занималось три раза. Выполняйте решение Политбюро!»[136]

Круг, что называется, замкнулся. В словах Маленкова явственно звучала воля Сталина. Чепцову и его коллегам-судьям оставалось только как дисциплинированным солдатам партии исполнить указание вождя.

Пройдет несколько лет, и 15 августа 1957 г. Чепцов, тогда уже находясь в отставке, направит министру обороны СССР Г. К. Жукову пространную записку, в которой в благоприятном для себя свете изложит свои действия во время процесса над членами ЕАК.

Демарш опытного и искушенного советского юриста, подписавшего в свое время не один смертный приговор по делам «еврейских буржуазных националистов», не был случаен.

Когда в конце июня 1957 г. Маленков, подвергшись на пленуме ЦК острой критике за участие в «антипартийной группе», был выведен из состава Президиума ЦК и отправлен в ссылку в Восточный Казахстан руководить электростанциями, Чепцов не мог не насторожиться.

Тот же Г. К. Жуков, ставший в те дни членом Президиума ЦК, в самой резкой форме будет изобличать на пленуме Маленкова как ближайшего помощника Сталина в организации послевоенных репрессий в стране[137]. Неожиданная схватка в кремлевских коридорах власти представлялась Чепцову благоприятным шансом отмежеваться от когда-то всесильного, а теперь потерпевшего политический крах вельможи и переложить на него собственную вину за прошлые преступления режима. И вот, используя эту возможность, Чепцов теперь пытался убедить Жукова в том, что в деле ЕАК он руководствовался исключительно стремлением «установить объективную истину» и боролся против «беззаконий Рюмина». Однако после смерти Сталина в ходе предпринятого тогда расследования преступлений Рюмина бывший следователь по делу ЕАК П. И. Гришаев заявил, что со слов последнего ему известно, как «во время разбирательства дела ЕАК т. Чепцов обращался в инстанцию, где говорил о недостатках и нарушениях, допущенных по делу, однако… т. Чепцов критиковал это дело не за то, что оно вообще сомнительно, а за то, что арестованные не разоблачены и корни преступлений не вскрыты»[138].

Так или иначе, но по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР от 11–18 июля 1952 г. Лозовский, Фефер, Юзефович, Шимелиович, Квитко, Маркиш, Бергельсон, Гофштейн, Зускин, Тальми, Ватенберг, Теумин, Ватенберг-Островская получили высшую меру наказания — расстрел. Только Л. С. Штерн посчастливилось остаться живой. Ее приговорили к лишению свободы сроком на три года и шесть месяцев с последующей высылкой на пять лет в город Джамбул в Казахстане.

Проходивший по делу Еврейского антифашистского комитета бывший заместитель министра государственного контроля РСФСР Брегман из-за слабого здоровья (порок сердца, больные почки, сосуды и т. д.) не выдержал испытаний и 16 июня 1952 г. был помещен в бессознательном состоянии в санчасть Бутырской тюрьмы. В связи с этим 9 июля Военная коллегия приостановила рассмотрение его дела, которое было выделено в отдельное производство. 23 января 1953 г. Брегман скончался в тюремной больнице от «упадка сердечной деятельности»[139].