Охота на русскую Золушку - Анна Трефц

все еще терпеливо ждал моего ответа. А что я мог ему сказать?

— Мария Зайцева невеста Платона Каримова, — я хватался за соломинку. Мне и самому эта идея казалась надуманной. Но в контексте пресс-релизов королевского дома, конечно, все это не могло видеться желанным.

И Ал ожидаемо отреагировал.

— Пфф!

И ведь не поспоришь. С чего бы молодого парня должны останавливать какие-то там сообщения для официальной прессы, которые читает секретарь королевы и, может быть, еще пара десятков аристократов пенсионного возраста. Но ведь я все еще говорил с принцем Альбертом, которому с пеленок внушали, что на него смотрит вся страна. И всей стране крайне важно, чтобы он рос хорошим, воспитанным мальчиком. Что, черт возьми, стало с его базовыми настройками? Неужели все его шестеренки полетели в разные стороны?

— Ты ведь уточнил этот вопрос?

Сам-то я пытался. Но за неимением возможности поговорить с основными фигурантами истории, мои сведения оказались крайне противоречивыми. А потому я снова замер в оцепенении. Готовый услышать неприятную правду.

— Маша не выйдет замуж за этого парня, — довольно легкомысленно заявил Ал.

— Она сама тебе сказала?

— Да. Чего ты замер? Поддай вперед! Яхта еле тащится.

Я двинул рычаг. В душе клубком змей ворочались смешанные чувства. С одной стороны, бурная радость оттого, что слухи о скорой свадьбе Маши и Каримова оказались явно преувеличенными. Но с другой, чертовски обидно сознавать, что с Алом Маша куда откровеннее, чем со мной. А ведь я тоже ее спрашивал. Ну да, если быть справедливым, я скорее обвинял. Но ведь она могла ответить честно, а не парировать мне с той же агрессией. И если бы тогда, за трибуной, она сказала, что не собирается замуж, я бы тут не сидел в компании старинного друга. Я был бы сейчас с ней.

— Как я понял, этот дурачок Каримов зарабатывает очки перед отцом за счет Маши. У того пунктик — считает, что сыну пора начать встречаться с правильной девушкой. А Маша ему в этом помогает.

— Это точно она тебе сказала?

— Разумеется. Или ты думаешь, что я снизошел до беседы с Платоном Каримовым?

Мне оставалось лишь глотать воздух. Пьянящий, настоянный на реке и высушенных летним солнцем луговых травах. Между Машей и Платоном ничего нет. Он и сам мне об этом говорил. И Маша в наши лучшие времена ни разу не обмолвилась о каком-то женихе. Только вот я поверил слухам. Какому-то нелепому видео, дурацкому розыгрышу и словам Лизи. Как последний идиот вместо того, чтобы пойти к Маше, напился в баре до того, что подцепил Флор. А дальше случилось то, что случилось. Ну почему я не мог просто задать Маше пару вопросов? Что со мной не так?

— Но… это же какая-то средневековая чушь! — выдавил я, просто чтобы не молчать. Такие фразы вообще не стоит произносить. Их функция путать собеседника и держать время.

Ал поддался. Хотя возможно нам обоим деваться было некуда. Мы управляли яхтой в тесной рубке. Вариантов не так, чтобы много.

— Для Маши, как я полагаю, это всего лишь игра. Она безвозмездно помогает Платону остаться в колледже Оксфорда еще на год. Речь идет о дружеских договоренностях.

— Младший Каримов влюблен в Машу, — вот тут я был уверен на все сто, — И не скрывает этого.

Ал на это дернул плечом, заявив:

— И что с того? Я ведь не с ним встречаюсь, а с Машей.

— А вы… — я сглотнул, — Встречаетесь?

— Ну да, — не стал щадить меня друг детства, — Я знаю, что ты можешь мне сказать на этот счет. И прошу, оставь эти слова при себе. Я очень хочу сохранить наши отношения.

— Ваше величество!

— Да брось! Ты как никто знаешь, что в моей жизни было мало приятного. А Маша… она как лондонский новогодний салют для аборигена, который кроме грозы никаких световых эффектов не видел. Она подарила мне целую жизнь. Я столько всего чувствую, что самому страшно. И никто не отберет у меня всего этого. Никто не разлучит меня с ней. Даже ты!

Слишком горячая речь для Ала. Пока я ее переваривал, мы окончательно вырулили на середину реки, и яхта пошла по прямой.

— А твоя семья?

Он выдержал совсем небольшую паузу. И все-таки она была. В нем все-еще жил тот самый хороший мальчик, на которого смотрит вся страна. Жил, но уже не правил. Правила в нем Маша.

— Я мог послать их ко всем чертям. Но я этого не сделаю. Долг и все такое. Однако, я не вижу никакой опасности в Маше. Она прекрасная девушка. Молодой ученый, у нее большие перспективы.

— Ага, своим аппаратом она точно знает, как превратить золото наших предков в глиняные черепки.

— Людям нравится демократия.

— Твои родители тоже люди.

— Уверен, они найдут компромисс, когда поймут, что от Маши я не откажусь. Я люблю эту девушку.

Никогда не понимал фразу «сердце йокнуло». Она казалась мне чем-то таким несерьезным, из дамских жеманных романов. Чем-то, что хранится рядом с нюхательной солью и «нехваткой воздуха в груди». Но теперь, услыхав признание друга, я с силой сцепил пальцы на рычаге управления, чувствуя, что сердце мое как раз йокает, мать его. Йокает так, что кадык трепещет между гландами. Он только что сказал то, что больше не делает нас друзьями. То, что разделило нас огромной непреодолимой пропастью. В одночасье я лишился почти всего: дружбы и любви.

— А она?

Надеюсь, мой голос не дрогнул. Хотя в этот момент я уже ничего не мог контролировать.

— За кого ты меня принимаешь! Мы знакомы меньше месяца!

В этом весь Альберт. У него все правильно. Все по регламенту. Первое свидание, второе, третье… Предсказуемый до зубной боли. И мне он такой нравился. Особенно сейчас. Он не спрашивал Машу о ее чувствах. Она ему не призналась в любви…

— Подменишь меня?

Слишком поздно я вырулил из своих мыслей, чтобы что-то решать. Ал уже спускался по лестнице. Несся к Маше на всех парах. И я не мог его остановить. Уставился на плывущую под нос яхты бурую реку. Такую же мрачную, как и мое настроение. И даром, что солнце пыталось развеселить этот грязно-зеленый поток, окуная в него свои радостные лучи, перебирая его гладь золотыми бликами. Ни Темза, ни я не поддались его светлому энтузиазму. Нам было плохо. Не знаю, отчего грустила река, а у меня все внутренности ныли от того, что Ал сейчас с Машей. С моей Машей. Что они там делают? Держаться за руки, молча смотрят на воду,