Охота на русскую Золушку - Анна Трефц

сам себя загнал, я ужасно устал. Я выдохнул настоящее признание. Я выдохнул свою слабость. Свой стыд. Свою уязвимость. Я словно разделся перед ней. Сам того не желая. И замер, испугавшись того, что теперь последует. Она дернулась, ее буквально отнесло от меня на полметра. Но я удержал ее за руку.

— Ты?!

В глазах ее, искрясь, горел фосфор. А может и медь. Не важно. Чертовски красивое зрелище. Я замер, завороженно пялясь в нее. Она была слишком близко.

— Эй! Что ты делаешь! Марко!

Черт возьми, у меня губы саднило, как мне хотелось ее поцеловать. До слез. И все же пришлось отпустить ее руку.

— Прости, — надеюсь, я не слишком сипел. Не как маньяк, который едва сдерживается, чтобы не расправиться с жертвой в людном месте.

По сути, им я и был сейчас. Настоящим маньяком, прикладывающим титанические усилия, чтобы не сграбастать ее в объятия, не прижать к себе и не зацеловать до полусмерти. Она помотала головой, хотела подняться, но я выкинул руки вперед в нелепом умоляющем жесте. Выкрикнул с пылом героя-любовника на сцене любительского театра:

— Постой!

Она замерла, сцепила руки на груди, брови сдвинула. Оглядела меня серьезно, насуплено. А я буквально не знал, ни что делать дальше, ни что говорить. Растерялся. Впервые за… вообще впервые. Никогда со мной такого не было, чтобы я не знал, как себя вести. Особенно рядом с женщиной. Сейчас сидел болванчиком на белой палубе. То еще украшение яхты.

— Мистер Сеймур…

— Давай вернемся к Марко, если ты не против.

— Хм… — она еще раз оглядела меня, словно сомневаясь, можно ли мне доверять настолько, чтобы снова звать по имени.

Я терпеливо выждал, пока она договорится сама с собой. Видимо, ее внутренние переговоры прошли успешно. Она немного расслабилась, сложила ладошки на коленях, а губы ее, о чудо, дрогнули в легкой улыбке. Для меня! Я тоже улыбнулся. Непроизвольно. Мое тело вдруг перестало подчиняться моей голове. Оно словно соединилось с сознанием Маши и получало команды уже оттуда. Впрочем, мне было плевать. Я просто жил рядом с ней. Как будто изнывающему от жажды, наконец, дали напиться. Такое прекрасное чувство наполненности и удовлетворения, такое забытое.

— Марко, я тебя не понимаю. Ты… я… мы…

Нет, вряд ли она внутри себя договорилась. Никакой общей идеи.

— Чего смешного?

Природу того, что я улыбался ей так, что американка Вивиан могла бы считать меня земляком, я не мог определить. Я же говорил, сам себе я уже не принадлежал. Меня захлестнуло какое-то странное чувство, сходное с наркотической эйфорией. И вот тогда я сделал странное. Я протянул ей руку:

— Друзья?

— Друзья?!

Перед глазами плыло. Что я делаю?! Это вообще не я. Я во власти ее сознания. Это не моя идея. Это она хочет! Из последних сил я отрицательно мотнул головой, а потом с безумным блеском в глазах широко улыбнулся и отчеканил:

— Почему бы и нет? Мы вроде бы неплохо начали.

Она склонила голову на бок. Сомневалась. Ну, что тут скажешь. Я бы от такого парня уже несся на всех парах. А она ничего. Смелая.

— Мы… Марко, после всего, что…

Я сглотнул. Она и правда думает, что я бросил ее в отеле после секса. За кого она меня принимает, черт возьми? Я даже с проститутками так не поступаю!

— У нас ничего не было! Если ты имела в виду отель Ритц.

— Э… Ты раздел меня, а потом ушел?

— Разделась ты сама…

Она замахала руками, требуя, чтобы я завязывал с подробностями. И я послушался:

— Ты уснула в полете к кровати. А я тогда решил, что лучше нам не начинать все вот так, на пьяную голову. Я не хочу так… с тобой…

Я физически ощутил, как ей стало жарко. Так же, как и мне. Наверное, мы покраснели одновременно. Ну, ладно она. Но я-то! Покраснел! Как невинная девица. С чего бы? Стыдно, что сбежал? Но таким вообще-то стоит гордиться. В конце концов, я тоже был пьян. Но совладал с собой. И снова мудрость в копилку последователям Макиавелли:

«Не пытайтесь поразить девушку рыцарским поступком. Она не оценит».

Какое-то время мы сидели молча, пялясь на проплывающие берега. Каждый на свой. Я на левый, она на правый. Незабываемое погружение в собственный пубертат, даже ментальные прыщи на лбу зачесались. А я ведь только что признался ей в любви. Ну да, коряво, и все же. Впервые в жизни, кстати. Только Маша ни хрена не поняла.

— Это была ужасная ночь, — наконец, тихо пробормотала она, — Самая ужасная из всех.

— Неужели? — от кадыка к ребрам вновь натянулись нервные нити. Натянулись так, что гланды заныли.

— Я совершенно ничего не помню. И мне очень, очень стыдно, Марко.

— Не переживай. Коктейли в Черной королеве специально смешивают так, чтобы люди теряли головы, — Я бы еще добавил, что и трусы, но не стал. Вместо этого ободряюще ей улыбнулся, — Согласись, им это неплохо удается.

— Вот уж точно!

Мы разом принужденно рассмеялись. От этого все стало еще хуже. Атмосфера никак не желала разряжаться. Мы словно в грозовой туче сидели, боясь пошевелиться, чтобы не словить разряд молнии. А ведь я ей признался! Она не заметила, или специально пропустила мимо?

— Так значит, ничего не было?!

Я отрицательно мотнул головой, не сводя с нее печального взгляда. О, я сожалел. И о том, чего у нас с ней не случилось, и о том, что зачем-то ей сказал об этом, и о том, что признание вышло слишком уж откровенным. Я сказал больше чем планировал, а она не поняла. У меня как будто три раза одну конфету отобрали.

И электрический разряд прилетел в меня. Ее убийственно счастливая улыбка как удар под дых. Ну да, увидеть, как девушка всей твоей жизни радуется, что между вами ничего не было — это перебор. У меня выдох внутри застрял. И я попытался его выкашлять. С минимальным успехом. Покраснел только еще сильнее. Тучи, сделав свое мрачное дело, рассеивались. Мы снова увидели солнце, которое, конечно, никуда не уходило. Оно добросовестно ласкало нас осенними лучами без всяких перерывов. А что там показалось чересчур впечатлительному парню на палубе, который не то, что с девушкой, в себе толком разобраться не может, так это же проблемы парня.

И вот теперь между мной и Машей появилось нечто новое. Правда. Впервые за наше знакомство я был с ней откровенен. И что? А фигня все! Кто там сказал, что честность рулит? Бла-бла-бла. Ложь, застрявшая, между нами