Увлечь за 100 слов. С чего начинается бестселлер? - Луиза Уиллдер

или девочками в пастельных тонах и с неразличимыми лицами, глядящими куда-то вдаль, часто на пляжах. Многих читателей ужаснула такая упаковка, но Ферранте сама выбрала такой дизайн, и в обращении от своего имени и от имени издательства Europa Editions заявила: «Многие не поняли нашей игры, суть которой состоит в том, чтобы нарядить, скажем, весьма утонченную историю в вульгарное одеяние». Разве презирая такие «нелитературные» обложки мы не презираем идею всех книг для женской аудитории? Разве не может книга, на обложку которой помещена женщина, занятая чем-то «домашним», быть явлением литературы?

Мэриан Кейс развенчала представление о женской прозе как о чем-то ущербном в своей речи на Хэйском фестивале[327]. Она говорила о том, что термин чиклит – это средство «высмеивания женщин и всего, что они любят». «Все просто: один из способов заставить женщин молчать – называть все, что они предпочитают и что им важно, чепухой», – сказала Кейс.

В статье в журнале Atlantic Хелен Льюис, автор «Неудобных женщин»[328], пишет о «разрыве значимости» между авторами-мужчинами и авторами-женщинами. Уже много столетий прошло с того времени, как женщины начали писать и покупать романы, а все равно по сей день живо представление о том, что в «женских книгах» пишут прежде всего о домашнем, интимном, эмоциональном и личном, а в «мужских книгах» пишут об универсальном и интеллектуальном. Мы по-прежнему говорим «женская проза», но не говорим «мужская проза» – ведь книги, написанные мужчинами, универсальны, не так ли? Романист и основатель Женской литературной премии Кейт Мосс[329] говорит: «Мнение о том, что мужское творчество универсально, а женское предназначено только для женщин, бытует до сих пор».

Прежде чем начать работать над этой главой, я предполагала, что немногим обладательницам Букеровской премии по литературе живется проще, но если вы откроете статью в Википедии о романе The Gathering («Собрание») Энн Энрайт (этот роман и был удостоен «Букера»), то прочтете, что ее называют «автором женской литературы из Ирландии», а в статье о самой Энн Энрайт говорится, что в своих произведениях она «разрабатывает темы семьи, любви, собственной идентичности и материнства». Это что, так уж необходимо?

Авторы Джонатан Франзен и Дженнифер Вайнер[330] спорят по поводу этой самой значимости с 2010 года: Вайнер критиковала «вопли ликования», которыми был встречен роман Франзена «Свобода»[331]. Как считает Вайнер, если б роман о семейной жизни был написан женщиной, считалось бы, что он апеллирует к определенной части аудитории, а когда Франзен «написал книгу о семье… нам говорят, что это книга об Америке».

И это мнение подтверждается статистикой. В Великобритании шестьдесят процентов опубликованных романов написаны женщинами и семьдесят пять процентов романов покупаются женщинами, однако в шорт-листах основных литературных премий – лишь девять процентов женских имен[332]. Начиная с 1969 года премии Букер удостоились тридцать два мужчины и восемнадцать женщин.

И дело не только в премиях: в литературных обзорах женщинам также отводится меньше места. Некоммерческая организация VIDA сравнила объемы и количество публикаций, посвященных в последние годы авторам-мужчинам и авторам-женщинам, в таких изданиях, как New York Times, Times Literary Supplement и London Review of Books, и обнаружила, что на страницах, посвященных книгам, доминируют и мужчины-писатели, и мужчины-рецензенты. И это еще не все. В 2019 году в исследовании, названном «отчет Эмилии» (в честь Эмилии Бассано, первой из английских поэтесс, зарабатывавших на жизнь стихами), изучали освещение творчества писателей и писательниц. Судя по этому отчету, в текстах об авторах-женщинах в два раза чаще, чем об авторах-мужчинах, упоминали их возраст или вообще переходили к внешности: «Испуганный олененок с чувственными губами», как написал один швейцарский критик о Салли Руни.

Джоанн Харрис[333] пишет: «Как правило, когда сравниваешь то, что пишут о моей работе, с тем, что пишут о книгах мужчин, работающих в той же тематике, то в моем случае упор делается на бытовой аспект, а у мужчин – на аналитические темы. Женщины по-прежнему считаются особой группой, имеющей дело исключительно с женскими вопросами, в то время как мужчин (пишущих о том же) считают авторами, пишущими на важные, универсальные темы».

Имеются также свидетельства того, что отбор в пользу авторов-мужчин начинается еще в момент предоставления рукописи в издательство. В 2015 году писательница Кэтрин Николс разослала резюме своей будущей книги пятидесяти литературным агентам, часть из них – под своим собственным именем, часть – под мужским псевдонимом. На предложение под мужским именем откликнулись семнадцать раз, на предложение под женским – всего дважды.

Николс – одна из тех, кто стоит за проектом 2020 года «Верните ей имя», в рамках которого было выпущено двадцать пять классических произведений, написанных женщинами, но изданных под мужскими именами: имена авторов-женщин впервые появились на обложках этих книг. И хотя проект упрекали в исторических неточностях, он все равно остается полезным напоминанием о том, что слова, сказанные женщинами, по-прежнему оттираются на задний план, и это через 150 лет после того, как Шарлотта Бронте объяснила решение использовать мужские имена: «Нам не хотелось объявлять о том, что мы женщины, не только потому, что и манера письма, и образ мыслей были не из тех, что называют “женственными”, но также потому, что у нас имелось смутное ощущение, что на авторесс будут смотреть с предубеждением»[334]. Всем известно, что Дж. К. Роулинг сознательно выбрала гендерно-нейтральный псевдоним, и я вот теперь думаю, что, если бы я изменила имя на обложке на Л. И. Уиллдер, у этой моей книги было бы вдвое больше читателей: исследования показывают, что женщины охотнее читают книги, написанные мужчинами, чем наоборот[335]. Как пишет журналистка Мэри Энн Сигхарт в книге «Разрыв влияния», читательская аудитория ведущих десяти британских авторов-женщин (в списке такие имена, как Джейн Остин и Маргарет Этвуд) на восемьдесят один процент состоит из женщин. Бернардин Эваристо[336] говорит: «Я давно поняла, что мужчинам просто неинтересно читать наши книги».

Я думаю, что Ребекка Солнит[337] очень точно описала ситуацию, когда сказала, что «книга, в которой вообще нет женщин, часто считается книгой о человечестве вообще, а книга, в которой женщины на первом плане, – это женская книга». Язык, которым пользуются издатели и люди вроде меня при описании книг, подтверждает это. Чтобы убедиться в этих различиях, я специально посмотрела на обложки книг, которые в самом широком смысле соответствуют категории «современная проза». На первый взгляд я была приятно удивлена как дизайном, так и языком. Ситуация определенно меняется, «гендерных» обложек гораздо меньше, чем я предполагала. Слова «любовь», «семья» и «брак», которые, как мне казалось, должны были чаще появляться при описании книг, чьи авторы – женщины, появляются на обложках книг и мужчин, и женщин. И все же есть тонкие различия, которые