Увлечь за 100 слов. С чего начинается бестселлер? - Луиза Уиллдер

поддерживают идею о том, что мужчины говорят со всеми, а женщины – только с женщинами. Джулиана Барнса называют «одним из величайших британских исследователей человеческой души», его роман «Стоунер»[338] – это «история, имеющая универсальную ценность». Мужчин часто называют «мастерами» в избранном ими виде искусства, и это слово мужского рода[339]. Что же касается романов, написанных женщинами или о женщинах, то чаще всего в их описаниях встречаются слова «прекрасный» и «интимный».

Если вы считаете, что все это звучит в определенной степени (читай: полностью) ненаучно, то вы правы. К счастью, я обнаружила, что наука все же кое-что за меня сделала. Команда исследователей проанализировала опубликованные на сайте Goodreads описания 275 романов, попавших в шорт-листы Букеровской премии с 1969 по 2017 год, и обнаружила, что мужские персонажи не только занимают более заметное место в сюжетах, но при их описании чаще используются такие слова как «имеющий достаток», «обладающий властью», «богатый» или «сильный», в то время как в описаниях женских персонажей чаще использовались такие слова, как «прекрасная», «очаровательная» или «романтичная». Мужчины были врачами, профессорами, писателями или режиссерами, а женщины по профессии чаще всего были либо учительницами, либо проститутками. О боже! Это даже хуже, чем я думала! Мужчины ассоциируются с такими глаголами, как «утверждать», «предвидеть» и «сражаться», женщины «гибнут», «любят», «боготворят», «боятся». Однако исследователи отмечают, что в последние годы наметился определенный сдвиг, появилось больше авторов-женщин и больше активных женских персонажей.

В книге «Любимое слово Набокова – лиловый» Бен Блатт анализирует классическую литературу цифровыми методами и проводит свою версию теста Бекдел: если в романе мужской персонаж совершает в три раза больше действий, чем женский, тогда роман этот тест провалил. Вряд ли ответ кого-либо удивит – почти все представленные в списке книги тест не прошли, за исключением «Мисс Джин Броди в расцвете лет». Бен Блатт также определил пять основных глаголов, следующих за местоимениями «он» и «она» в классической литературе. Мужчины бормочут, ухмыляются, кричат, усмехаются и убивают. Женщины дрожат, плачут, ропщут, кричат и выходят замуж. Глупышки какие. Самое замечательное – он обнаружил, что слово «перебивать» чаще используется при описании женских персонажей, если автор – мужчина. Так что, дамочки, закройте рты, ок?

Так могут ли блербы быть сексистскими? Ну конечно да, как и писатели, и критики, и весь чертов литературный мир. Это заставляет меня думать (или, как говорят персонажи «литературы цыпочек», не могу не задуматься): а не использовала ли в прошлом гендерный язык я сама, называя женский персонаж красавицей, или когда употребляла слово «мастер», говоря о писателе-мужчине. Как я везде говорю, выхватывать и подчеркивать детали, чтобы привлечь внимание читателя, – это хорошо и правильно, но и мне стоит повнимательней относиться к прилагательным и вообще к описаниям. Издатели и копирайтеры работают крупными мазками, но я решила, что в будущем стану действовать тонкой кисточкой и использовать меньше розового.

Зэди Смит

Большие идеи и маленькая мышка

Это только вихрь бессвязных слов.

«Гамлет», акт I, сцена 5

«Поверь этому хайпу». Слова были взяты из рецензии газеты Times и помещены на борт автобуса, рекламировавшего дебютный роман Зэди Смит «Белые зубы»[340]. И было это двадцать лет назад. Фраза со словом «хайп» для рекламы самого явления хайпа как раскрутки чего-либо может показаться идеальной иллюстрацией гнусности маркетинга. Мне же кажется, это демонстрирует кое-что еще: если книга по-настоящему великая, она выдержит отвратительные миазмы, испускаемые словами, предназначенными для ее продажи, и даже эти слова станут частью истории книги.

Я помню ощущения, возникшие, когда «Белые зубы» вышли из печати: было так здорово читать книгу, которая была одновременно и умной, и полной радости. Она уже тогда казалось полностью сформировавшимся феноменом, критические отзывы были потрясающие, а в Sunday Times заявили: «Ну наконец-то у нас есть большая литературная находка, и это не просто слова ради продаж». Появились даже критические статьи о критических статьях, поскольку средства массовой информации одержимы самими собой, и в Guardian отметили, что книга «вызвала удивительный хор похвал». Слова, окружавшие «Белые зубы», стали самосбывающимся пророчеством.

Общий хор нашел отражение и в блербе на оригинальной бумажной обложке романа, этот рекламный текст близок к совершенству и остается одним из моих самых любимых. Он нарушает правила, потому что говорит столь же много, сколько и показывает, но в такой манере, которая кажется очаровательной, уверенной и стремительной, а не заезженной:

Один из самых обсуждаемых дебютных романов всех времен, «Белые зубы» – смешной, щедрый, добрый роман, обожаемый как критиками, так и читателями. В нем, помимо всего прочего, речь идет о дружбе, любви, войне, трех культурах и жизни трех семей на протяжении трех поколений, об одной бурой мышке и о том, что коварное прошлое может вернуться и укусить за пятку. Это жизнеутверждающая, буйная книга, которую обязательно нужно прочитать.

Блерб берет грандиозный, многоплановый роман с огромным количеством персонажей и сюжетных линий, и ужимает до чего-то легкого, упругого и беззаботного. Больше всего мне нравится контраст между большими темами и маленькой мышкой: прекрасный пример блерба в форме песочных часов, о котором я писала в главе «Треугольник, ромб или песочные часы?». Я до сих пор помню этот написанный моим коллегой два десятка лет назад блерб, и это лучшее, что может случиться с рекламным текстом[341]. Но, возможно, настоящая причина, почему этот текст работает, заключается в том, что все сказанное – правда. В том числе и то, что книга получила широкое признание, которое тоже стало частью ее истории. Текст аутентичный, так же как аутентичен голос романа, голос мультикультурной Британии того времени.

Конечно, не все так просто, как и отмечает написанная двадцать лет назад статья в Guardian, и прежний оптимизм сейчас растворяется в растущем популизме. Статья также демонстрирует нам двойственность упомянутой в блербе бурой мышки: «Прошлое – как постоянно напоминает нам книга – всегда присутствует в настоящем, даже если нам не до конца понятно, что оно тут делает. И, как следует из рекламного текста, это неизбежно приводит к проблемам. К непониманию и отчуждению, грусти и потерям».

Даже на момент публикации Зэди Смит явно ощущала неловкость из-за того, что ее роман прославлялся как символ прихода счастливой пострасовой эры, и намекала, что ее произведение в будущем может оказаться не таким актуальным и привлекательным для публики: «Когда я была маленькой, мы ездили на каникулы в Девон, и там, если ты черный и заходишь, например, в кондитерский магазин, на тебя все оборачиваются. И мой детский инстинкт подсказывал, что я должна компенсировать это и стараться вести себя в три