Последнее лето - Елена Арсеньева

При слове «павлиньих» она рассеянно улыбнулась. Когда-тодавным-давно – господи, как же давно это было! – все гуляющие по ВерхнейВолжской набережной могли слышать резкие, пронзительные, душераздирающие вопли,доносящиеся из-за ограды рукавишниковского дома. Там жил павлин, купленныйкогда-то на радость молодой хозяйке. Видимо, самой птице жизнь была не врадость, коли она так кричала, однако для Лидии (Лидуси – так ее тогда звали)этот крик, так же как толстые кариатиды на фасаде дома и камины черногомрамора, коих Лидуся не видела, но о которых много слышала, надолго осталисьсимволом несчитаных денег, за которые можно купить все на свете и которые, еслиразумно ими распорядиться, принесут-таки счастье и вполне могут стать заменойтого блаженного сотрясения чувств, которое зовется любовью. В общем-то, жизньЛидии можно назвать счастливой, хотя любви в ней нет (ну и слава богу!) и хотя,конечно, она не столь богата, как те же Рукавишниковы или, например, ееприятельница Зиночка, бывшая Морозова, ныне Рейнбот, супруга московскогоградоначальника. Стараниями покойного Саввы – темная история с его смертью вНицце, ох и темная, до сих пор не проясненная! – был отгроханвеликолепнейший домина, можно сказать, замок, в котором голова кружилась отроскоши. Однако Лидии этот дом всегда казался чуточку простоватым, ну, может,потому, что за его оградой не орали дурным голосом павлины, а на фасаде невыпячивали гипсовые, тщательно оштукатуренные груди «аннушки» – так на языкестроителей почему-то назывались кариатиды. Ну и, само собой, в Энске до сих порне выстроено ни одного дома, который мог бы сравниться с этим серым зданием повеликолепию. Вот здесь, на небольшой Немецкой площади, в уединенном месте близстарого Петропавловского кладбища, где устроился в приятном особнячке Волжскийпромышленный банк приятного человека Игнатия Тихоновича Аверьянова, вокругтеснится еще множество весьма приятных двухэтажных домов, однако противу дворцаРукавишниковых на Верхней Волжской набережной все они кажутся нахохлившимисяворобьями по сравнению с… ну да, с павлином, с кем же еще!

* * *

– У меня ренонс в трефах, а вы мне под козыри… Конечно,недобрали…

– Позвольте, позвольте, ведь вы прикупили десятку квашему валету…

– Да вы же показали мне масть, а сами…

– Виноват, позвольте…

– Биты, батенька, биты ваши трефы-с! Ошиблись вы, нынчебубны козыри!

– Мать родимая… Эхма…

– Пас, что ль?

– А что ж еще-с?

– Тогда кончено. Еще партийку?

– А на честное словцо-с?

– А на честное словцо-с на Нижнем базаре вместокроликов кошек драных продают, слыхали-с? Ладно, ладно, не дуйтесь, согласен.Сами знаете, игра идет ради интересу. Сдавайте! Денежки в банчок-с, господа,кто достаточен!

С треском распечатываются новые колоды карт. Постукиваямелком, записывают ремизы и онеры. Игроки шелестят картами, распуская ихвеером, шелестят банкнотами, бросаемыми в банчок-с.

Неиграющий – симпатичный господин средних лет в pince-nez,светский человек, подлинный charment, как говорят французы, – шелеститстраницами «Энского листка»:

«Художественный электротеатр! [8] Сегодняпремьера – «Разбитые грезы» – драма в 5 актах с участием итальянской красавицыЛили Борели. Начало… билеты…»

«Первоклассный ресторан «Бристоль» в Канавине! Дамскийсалонный оркестр при участии интересных полек, венгерок и немок играетежедневно с 11 утра и до 2-х дня и вечером с 8 часов до закрытия».

– Как думаешь, Костя, они все и впрямь – итальянские красавицы,немки, венгерки и польки? Или местного разлива под иностранными этикетками?

«Charment» – он же Константин Анатольевич Русанов,сорокапятилетний присяжный поверенный, интеллигент, ловелас изагадочно-молчаливая персона во всякое иное время, кроме судебногопроцесса, – только плечами пожал.

– Не веришь? – спросил бывший друг русановскогодетства, ныне хозяин ресторана «Марсель» Савелий Савельевич Савельев.

– Ну вот твоя ресторация называется «Марсель», а онагде находится, на юге Франции, что ли? – разомкнул уста под изящнейшимиусиками мсье Русанов. – То же и «Венеция», то же и «Бристоль». И все же в«Бристоле» управляющий – честный человек, уточнил, что это – не тот «Бристоль»,что в Великобритании, а тот, что в Канавине! Но насчет полек и венгерок дажеэтот честный человек приврал, конечно. Обычные местные «арфистки» [9]с жирными пудреными плечами под разноцветными тряпками. Ну, может, чуть вышепошибом, чем из «Магнолии», но все ненамного.

– От Василия письмо пришло, – после минутыпочтительного молчания (всякое изречение присяжного поверенного Русанова, дажесамого ничтожного свойства, бывший друг детства воспринимал самое малое какцитату из Библии, только еще с большей степенью пиетета). – Ты получил отнего чего-нибудь или нет?

– Уж который месяц не было писем. Да и ладно, про чтописать-то особо? Надежда Еремеевна, супруга-с, хвала Господу, здоровы-с,Грушенька, дочка-с, тоже благоденствуют, капиталы Василь Васильича, конечно-с,прирастают… Не про него ли в давние времена государственный муж изволилвыразиться, мол, могущество российское прирастать будет Сибирью?

– Не в Сибири Васька, – с нравственнымполупоклоном осмелился поправить высокоученого друга Савельев. – НаДальнем Востоке. Город Х.

– А, ну да… – Русанов рассеянно кивнул, продолжаяшелестеть листками «Листка» и думая, что хорошее это местечко – ресторан«Марсель», угол Большой и Малой Покровской. Тихо, уютно. По сути дела, мужскойклуб. Хочешь – ешь, хочешь – пей, хочешь – в пулечку или в вист, хочешь –просто так газеты читай. Вся пресса к услугам, от столичной до местной. В томчисле и любимый Русановым «Энский листок».