Пиранья. Бродячее сокровище - Александр Бушков

Ага, вот оно! Площадь в виде почти правильного треугольника,где посередине, на невысоком, квадратном кирпичном постаменте возвышается пушкавремен первой мировой, и под ее стволом сложена пирамидка из вовсе уж старинныхядер, какими палили лет за сто до появления на конвейере таких вот трехдюймовок– сюрреалистическое сочетание, если вдуматься, но местных, надо полагать,вполне устраивает. Ибо наглядно показывает доблесть, проявленную их державой впервую мировую: ну как же, она отправила на европейский фронт целый стрелковыйбатальон и торжественно порвала отношения с Германской империей, а вдобавокгоду в шестнадцатом береговые батареи одного из военных портов целых два часапалили по той точке у горизонта, где какому-то бдительному вояке почудилсягерманский крейсер… Объективности ради стоит уточнить, что во вторую мировуюздешний, пусть и невеликий военно-морской флот вместе с союзниками патрулировалприлегающие воды и пару раз вроде бы даже стрелял по настоящим, а непривидевшимся подводным лодкам кригс-марине.

Нужныйдом располагался на другой стороне площади, фасадом кней, – но Мазур даже не посмотрел в его сторону, потому что время уженаступило неурочное. Ощущая некоторое нетерпение – интересно, первый ондобрался или кто-то из ребят опередил? – он направился прямиком кдвухэтажному отелю, построенному из того же бурого кирпича. Потемневшая вывескана сей раз не могла поставить в тупик даже Мазура, знавшего по-испански лишьпяток самых известных слов. Во-первых, ему подробно рассказали об этом именноотеле, а, во-вторых, не нужно быть завзятым полиглотом, чтобы сообразить, чтоозначает надпись «Hotel Eldorado». Тоже мне, бином Ньютона…

По обе стороны входной двери – невысокое крылечко, обестеклянные половинки двери расписаны потемневшими цветами и узорами – горелинеяркие желтые шары на древних витых кронштейнах. Мазур повернул ручку и вошелв обширный вестибюль, тускло освещенный, с потертым ковром под ногами имассивными, неподъемными креслами, обтянутыми потускневшей материей. Тихо, ипылью пахнет.

В дальнем конце вестибюля на старомодной конторке гореланастольная лампа с сиреневым стеклянным абажуром, по первому впечатлению,ровесница военного монумента, а за ней в ленивой позе восседал индивидуумнемногим моложе и лампы, и монумента, взиравший на Мазура с философскимспокойствием счастливца, измерявшего время не часами и даже не веками, а,пожалуй что, геологическими периодами. Полное впечатление, что человек с такимлицом и не подозревает о существовании столь мизерных отрезков, как минуты ичасы. Было в старике нечто от изначальной и вечной египетской пирамиды.

Он так и не шелохнулся, пока Мазур преодолевал обширныйполутемный вестибюль. Лишь когда вошедший, непринужденно опершись локтями наширокую стойку, выжидательно пожал плечами, старик вяло произнес пару фразпо-испански.

– Нон абла эспаньоль[3], – пустил в ходМазур одну из немногочисленных домашних заготовок. – Может быть, выговорите по-английски?

– Конечно, сеньор, – сказал старик на том женаречии. – Как я догадываюсь, вы хотите снять номер?

Перед лицом такой проницательности Мазур даже не попыталсяуверять, будто ищет, где можно подковать лошадь или купить прогулочную яхту. Икивнул, стараясь придать себе столь же философский вид никуда не спешащегочеловека.

– Надолго?

– Для начала – дня на три, – сказал Мазур.

– Ваш багаж прибудет?

Мазур мотнул головой и, не вдаваясь в долгие объяснения,продемонстрировал тощий рюкзак.

– Шестьдесят долларов, – сообщил старикан. –Тысяча извинений, сеньор, но у нас полагается платить вперед...

Цена, как тут же сообразил прошедший горнило вдумчивыхинструктажей Мазур, была безбожно задранной, но спорить не приходилось.Наверняка высокая плата была чем-то вроде своеобразной страховки – всякогоможно ждать от вышедших из джунглей бродяг: чего доброго, по пьянке апартаментспалит или засунет под кровать полкило контрабандного кокаина, так что хозяинпотом на взятки полиции разорится...

А посему Мазур без всякой торговли достал рулончик«гринбеков», освободил его от резинки, отсчитал четыре десятки и четырепятерки, придвинул деньги к старикану. Тот без всякого проворства, без тениалчности лениво смахнул их в выдвинутый со скрипом ящик стола, осведомился:

– Надеюсь, документы у сеньора в порядке?

– И паспорт, и виза, – Мазур сделал ленивое движениерукой к внутреннему карману. – Желаете взглянуть?

Старик поднял ладонь:

– К чему мне, сеньор, я же не полицейский... Если документыв порядке – буэно[4]. У нас цивилизованная страна, иполиция не любит людей без документов. У вас же самого будут неприятности, есличто не так... Места у нас своеобразные, и народец попадается тоже...своеобразный. Слышали, что вчера случилось на американской базе?

– Слышал что-то краем уха, – сказал Мазур. Ухмыльнулся:– Ну, уж тут-то я решительно ни при чем...

– И слава богу, сеньор, и слава богу, – протянулстарик. – От таких вещей нужно держаться подальше. Утром в ту сторонупрошла колонна с солдатами, летают вертолеты, по джунглям рыщут и гринго, инаша жандармерия, в такое время документы должны быть в полном прядке... –он придвинул к себе толстую растрепанную книгу и ловко раскрыл ее в нужномместе. – Как мне вас зарегистрировать, сеньор? – И нацелился начистую графу старомодной авторучкой. Мазур не без внутреннего злорадствасказал:

– Меня зовут Джон Стьюгенботтхед.

Ремесло содержателя гостиницы, если заниматься им достаточнодолго, непременно воспитывает в человеке терпение и выдержку. Старикан осталсянепроницаемым, но явственно вздохнул. Переспросил кротко:

– Простите, как ваша фамилия?

– Стьюгенботтхед, – сказал Мазур, ухмыляясь про себя.

Однако он недооценил старикана. Тот разделался с проблемоймолниеносно – попросту придвинул Мазуру толстенный гроссбух и попросил, неморгнув глазом:

– Напишите уж сами, а то я человек необразованный, темный,могу исковеркать вашу благородную фамилию, и сеньор, быть может, будет задет...Поставьте число, потом фамилию, потом распишитесь, и на этом с формальностямибудет покончено...

Мазур бросил на страницу, заполненную лишь наполовину,пытливый взгляд. Согласно проставленным датам, сегодня, до его появления, вотеле зарегистрировались три постояльца. Быть может, все трое и были егодобрыми друзьями. Или двое. Или один. Или – никто. Он представления не имел,под какими именами выступают остальные пятеро. Никто из шестерки не знал, какиеимена и подданство получили другие – так надежнее, правила игры...

Он поставил дату, вывел фамилию и неразборчиво расписался.Придвинул книгу хозяину. Тот, небрежно ее захлопнув, осведомился: