Борис Слуцкий - Илья Зиновьевич Фаликов

с его голоса «Балладу о гвоздях», «Мы разучились нищим подавать...» Тихонова и его же перевод из Леонидзе — стихотворения «Поэту», «Капитанов» Гумилёва и почти всё, что знаю наизусть из Есенина. <...>

Его мать, Александра Абрамовна, была женщиной мягкой, образованной, внушавшей к себе уважение. Борис был внешне похож на мать. Я помню её высокой, стройной, светлоглазой. Прямые волосы придавали мужественность её мягким чертам. Добрая улыбка не сходила с её лица, и вместе с тем в её лице чувствовалась способность к подвигу — во имя детей, во всяком случае. <...> Она угадывала высокое предназначение сына, и чувство её не обмануло. Дочь учителя русского языка, она не только поняла, но и одобрила выбор сыном литературного пути.

Постепенно Борис перезнакомился с молодыми людьми, пишущими стихи. В момент знакомства с Мишей Кульчицким, неистово исходящим стихами, Борис ещё не сочинял их.

Олеся Кульчицкая, сестра Миши:

Помню его шестнадцатилетним, ещё до войны. Он часто приходил к нам, к брату. Держался спокойно, с достоинством. Другие ребята запросто, иногда шумно, проходили прямо в комнату к Мише. Борис же задерживался, обязательно здоровался с домашними. Наш отец, Валентин Михайлович, если бывал дома, любил беседовать с Борисом — не столько беседовал, сколько задавал ему вопросы, а потом заинтересованно выслушивал всё, что тот отвечал. Миша, посмеиваясь, приобняв Бориса за плечи, старался поскорее увести друга к себе. Ребят у Миши бывало много, но приходу Бориса он особенно радовался. В семье хорошо относились к их дружбе.

Я была гораздо младше Миши, но не чувствовала особой разницы в годах — он был свой, домашний. Борис же выглядел ужасно взрослым и серьёзным. Мне казалось, что он смотрел на меня как на несмышлёную девчушку... Ощущение это осталось навсегда.

После окончания школы Борис уехал в Москву, поступил на юридический факультет. Мой отец — юрист по профессии — одобрял выбор Бориса и не раз принимался убеждать Мишу в том, что нет более интересной профессии, что нигде человек не приобретает столь широкого кругозора и подлинного знания жизни, как на юридическом факультете. Они спорили, и как-то Миша сказал:

— Понимаешь, папа, он — Поэт... Поэт — и юристом никогда не будет!

Так я узнала, что бывают, оказывается, и живые поэты, а строгий Борис — один из них... Михаил же поступил на литературный факультет Харьковского университета, но после второго курса уехал в Москву.

Не без влияния Бориса, как полагали мои родители.

В тридцатых годах отец Кульчицкого Валентин Михайлович был арестован НКВД, отбывал ссылку на строительстве Беломорканала. В Харьков вернулся до войны. В декабре 1942 года будет забит до смерти в подвальном узилище гестапо.

Слуцкий знал о том, что отец друга писал стихи:

В справочнике Тарасенкова[3] помечены два сборника стихотворений отца <Миши>. Но мне помнится, Миша показывал целую пачку книжиц. Среди них были и стихи и проза... Стихи отца мы читали вдвоём с Мишей. Они не запомнились. Мы тогда ценили в стихах строчку. Нам представлялось, что стихотворение надо свинчивать (Мишино словцо) из строчек. Всего этого у отца не было.

Были ещё (я почти уверен, что были) статьи против Короленко. Спор шёл о дуэлях. Кульчицкий защищал офицерские дуэли, Короленко клеймил их как варварство, и хотя Короленко отзывался о Кульчицком без церемоний, сам факт печатного спора с ним переполнял наши души гордостью.

Вокруг печального лика отца — офицера старой армии, а на моей памяти адвоката или, может быть, юрисконсульта... — вокруг этого сумрачного лика в моей памяти клубятся легенды, творившиеся Мишиной любовью и фантазией...

У Тарасенкова это выглядит так:

Кульчицкий Валентин. Отклики души в минуты вдохновения. Мелкие стихотворения. Тверь. Тип. Н. М. Родионова. 1906. 28 стр. 500 экз.

— Росинка поэзии. Харьков. 1912. 24 стр. 100 экз.

Можно сказать, теперешние тиражи поэтических книг...

Слуцкий вспоминал Мишу Кульчицкого всю жизнь:

Высоко он голову носил,

Высоко-высоко.

Не ходил, а словно восходил,

Словно солнышко с востока.

Стихи о Кульчицком он впервые собрал воедино в книге «Современные истории» (1969).

Собственные стихи он, всё-таки начав писать их, стал показывать прежде всего Мише, а потом и другим.

Есть сообщение Ю. Болдырева:

В своих воспоминаниях литературовед и переводчик С. К. Апт (журнал «Страна и мир», Мюнхен, 1989, № 4 (52), рассказывает о том, как Слуцкий читал это стихотворение («Генерал Миаха, наблюдающий переход испанскими войсками французской границы». — И. Ф.) на встрече Эренбурга, недавно вернувшегося из Испании, с литературным активом Харьковского Дворца пионеров[4].

Тогда они лишь вскользь поговорили, но Эренбург запомнил имя молодого человека, занеся в записную книжку: «9 мая 1941 г. у студентов. Слуцкий. Задор, а за ним эклектика». Здесь и дата другая.

Созревал замысел Москвы — судьба звала.

ГРАНИТ НАУКИ

В украинской школе, параллельно с Борисом, училась девушка Надежда Мирза. У Слуцкого она проходит как «Н.», без расшифровки. Это из автолегенды: «В Москву уехала девушка, которую я тайно любил весь девятый класс. Меня не слишком интересовало, чему учиться. Важно было жить в Москве, не слишком далеко от этой самой Н.». Правда, она скоро «разонравилась, как только я присмотрелся к московским девушкам».

В будущем все трое детей Слуцких получат высшее образование, однако в тот момент отец с сомнением смотрел на вузовские планы Бориса, не говоря уж о Литинституте. В крайнем случае он потребовал юридического направления, тем более что то же самое советовал Кульчицкий-отец. «Я помню отца, дающего нам образование, — рассказывал Слуцкий. — Изгнанный из второго класса церковно-приходского училища за то, что дерзил священнику, он требовал, чтобы мы кончали все университеты. Не было мешка, который бы он не поднял, чтобы облегчить нашу ношу».

Пришлось подчиниться отцовской воле, но, можно сказать, с сохранением своих позиций. Золотой медалист, он поступил в юридический и литературный вузы, сперва — в первый, потом — во второй. Это удваивало нагрузку, а в связи с необходимостью подработок — утраивало. Если учитывать стихописание, хождение в литкружок и другие литературные тропы, вплоть до группового выступления в писательском клубе, можно говорить об удесятерении взваленного на себя груза.

В одном из писем Миши Кульчицкого родным в Харьков сказано: «Боря болеет, так как расшатал здоровье голодовками в