Мария, королева Нисландии - Полина Ром

человеком во всем замке, который искренне беспокоился о ней, была горничная.

Эмми умывала принцессу и ставила ширму, когда Марии требовалось сходить на горшок. Приносила еду в кровать, сама кормила больную и подавала питье. Она ночевала тут же, у дверей комнаты, на выкатной кровати, рядом с горничной принцессы Лютеции, и ночью просыпалась от малейшего шороха, чтобы проверить свою госпожу. Не фрейлины или учителя, не госпожа Мерон, а именно Эмми сидела на низенькой табуреточке у изголовья кровати и кормила больную с ложечки, а потом развлекала Марию беседой. Когда она отдыхала — было совершенно непонятно.

Именно с ней, с этой добродушной служанкой, Мария впервые рискнула заговорить шепотом и успела понять, что беседует на местном языке так же легко, как дома говорила на русском. Хотя Эмми каждый раз охала и говорила: «Тише, ваше высочество, тише! Лекарь вам разговаривать не велел!», но многословно и подробно на все вопросы отвечала, иногда увлекаясь и уводя нить повествования в сторону.

Впрочем, Мария не возражала против таких ответвлений беседы: они давали ей все больше и больше представлений об окружающем мире. Тем более что день ото дня кашель становился все тише и тише.

Глава 6

Наконец этот день настал: лекарь мэтр Фертон, посмотрев горло Марии, важно пощупал пульс и торжественно объявил, что их высочеству дозволяется разговаривать утром и немного вечером.

— Не перетруждайтесь, принцесса! И вам все еще нельзя вставать! Но благодаря моему искусству вы вскоре поправитесь окончательно! Сегодня днем вам принесут новый укрепляющий декокт, он полностью восстановит ваши силы, ваше высочество! — лекарь говорил громко, как бы немного в сторону, чтобы его слышали все, находящиеся в комнате люди. Этакая рекламная акция, на которую никто из присутствующих не обратил внимания. Он поклонился, сохраняя важный вид, затем отвесил еще один поклон в сторону принцессы Лютеции, которая не удостоила мэтра даже ответным кивком, и удалился, пообещав лично доложить королеве о состоянии здоровья Марии.

Надо сказать, никто в комнате к этой новости особого интереса не проявил, кроме заулыбавшейся Эмми. Её, похоже, слова лекаря сильно обрадовали. Дождавшись, пока принцесса Лютеция займется завтраком, служанка водрузила перед больной прямо поверх одеяла низкий деревянный столик на коротеньких толстых ножках, украшенный вычурной резьбой и, поднимая серебряную куполообразную крышку с большого блюда, тихонько шепнула:

— Ну вот, ваше высочество, теперь и говорить можете, и спрашивать что угодно. Но сперва нужно хорошо покушать!

Однако именно теперь на Марию напал страх ляпнуть что-нибудь не то, и она просто согласно кивнула, не желая возражать. Тем более, что горло действительно почти перестало болеть. Да и кашель возникал совсем редко. Скоро ей уже позволят вставать и придется общаться с людьми — это изрядно пугало девушку.

Как каждый выздоравливающий человек, принцесса имела прекрасный аппетит. Сегодняшний завтрак сильно отличался от всех предыдущих в лучшую сторону: вокруг огромной отбивной, занимавшей большую часть тарелки, лежал тонкими лепестками нарезанный огурец. Совсем немного, буквально шесть тонюсеньких ломтиков, как будто повар экономил его.

— Это сегодня из теплицы садовник принес. В огородах-то еще до огурцов недели три, а то и четыре. А вам вон какое лакомство досталось! — Эмми так умильно смотрела на беззащитный овощ, что Мария с трудом подавила желание предложить ей съесть этот “восхитительный” деликатес. Сама Мария к огурцам была вполне равнодушна, предпочитая помидоры. Благо, что вовремя сообразила одернуть себя, поняв, какой шок произведет такое «благодеяние» и на горничную, и на окружающих.

Самым неприятным в трапезах было то, что вместо компота, сока или хотя бы просто чая пить предлагали достаточно тяжелое пиво, которое Мария терпеть не могла, или розовое вино.

Кроме крупного куска мяса и капельки огурцов, на завтрак полагались две половинки вареного яйца, фаршированных каким-то сложным месивом, жаренная в меду перепелка, начиненная чем-то вроде хлебных крошек, нарезанный тоненькими ломтиками сладковатый белый хлеб и десерт в изящной серебряной вазочке. На десерт сегодня было что-то вроде заварного крема, украшенного свежими ягодами клубники.

До этого шевелиться Марии почти не позволяли, и Эмми кормила ее с ложечки бульоном с сухариками или какой-нибудь жидкой кашей. Теперь же на столике перед принцессой были выложены нормальные приборы. И если несколько разных вилок и столовых ножей ее не пугали, то придумать, для чего нужны элегантные серебряные щипчики, Мария так и не сумела. На счастье, в этот раз она именно сидела, а не полулежала на подушках, и потому смогла рассмотреть, что принцесса Лютеция берет этими щипчиками хлеб и держит ломтик только ими, не пачкая руки.

«Кошмар! Наверняка существуют еще десятки правил застольного этикета, да и не только застольного, о которых я понятия не имею. Как только мне разрешат вставать, я обязательно тут же попадусь на том, что нарушаю некие незыблемые традиции. Как же хорошо и удобно этим попаданкам в книгах, которые просто очнулись в новом молодом теле и думать не думают о тысячах мелочей…».

Ела Мария очень медленно, внимательно посматривая в сторону стола, где со скучающим лицом завтракала Лютеция. Внимательно отмечая про себя детали: щипчики — для хлеба, узкая трехзубая вилка — для яиц, птицу принято разделывать с помощью ножа, а вот отбивную принцесса довольно ловко "рвала" на небольшие кусочки двумя одинаковыми вилками. Все фрейлины, включая госпожу Мерон, стояли полукругом за спинкой кресла принцессы и терпеливо ждали, пока их высочество завершит трапезу. Только после этого им дозволялось присесть и доесть то, что осталось на столе.

Надо сказать, что стол Лютеции был накрыт гораздо более обильно: кроме всего того, что стояло перед Марией, на стол Лютеции добавили блюдо с фаршированными цыплятами, блюдо с крошечными рулетиками, непонятной плотной едой сероватого цвета с вкраплениями желтого, порезаной не слишком крупными кубуками, большой мясной пирог, прекрасно подрумяненный и украшенный чем-то темным и круглым, похожим на крупные сизые ягоды, и трехъярусную вазу с несколькими сортами печенья и бисквитов.

Принцесса ела без особого аппетита, с этакой брезгливой гримаской на личике, хотя и перепробовала почти все блюда. Долго выбирала перепелку, на которых одна из фрейлин указывала длинной двузубой вилкой и капризно повторяла:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Нет, не эту… Эта слишком бледная. Я хочу более зажаристую. А на этой, мадам Полин, слишком много перца…

Впрочем, трапезничала девица довольно изящно, не забывая аккуратно промокать губы белоснежной кружевной салфеткой. Похоже, фрейлины были очень голодны, и поскольку стояли за спиной принцессы, их эмоции легко считывались: жажда, досада и нетерпение. Однако юную девицу не волновало то, что кто-то в комнате может быть голоден. Она-то никуда