Конаково. Хроники одной любви - Лайм о'Некк

Евгений Александрович Евтушенко. Колокольчик.

Максим в то время еще не знал поэта Евтушенко, но понимал, что нужно что-то менять в их отношениях с Аськой, и они поехали в Конаково.

***

Снова поселились на дебаркадере. Жили практически семьей. Хоть и в разных комнатах. Аська готовила обед, а Максим ходил за продуктами.

Вместе с ними на дебаркадере жил невразумительных размеров неаполитанский мастиф по имени Босс. Мастино – потомки древних боевых собак, травивших диких зверей и гладиаторов на аренах Древнего Рима. Его передняя лапа была значительно крупнее руки Максима со сжатым кулаком. Обслуживали его два человека – мужчина и женщина. У мужчины не было правой ноги до колена. Он говорил, что в Афганистане наступил на мину. Но глядя на зевающего Босса с ножеподобными зубами, верилось в это с трудом. Если Босс отдыхал на сходнях, то Максиму приходилось прыгать в воду и выходить на берег мокрым.

– Пните его ногой, не бойтесь, он сразу уйдет, – кричал Максиму одноногий камердинер.

– Я лучше искупаюсь, – отвечал наблюдательный Максим.

Однажды Босс зашел в их комнату во время обеда, и покинул их, только съев все сосиски. Максим с Аськой без ропота доели пустой рис, но на будущее решили закрывать дверь во время обеда.

***

Утро выдалось хмурым и даже слегка промозглым. Сразу после завтрака Максим сгонял в ларек и принес дюжину портера и чипсы.

– Ланч, – по английски отрапортовал он.

Портер хотя и пиво, но пиво крепкое. Через час развесились настолько, что не глядя на погоду, побежали купаться.

– А слабо Волгу переплыть? – в поисках новых подходов к Аськиной душе, спросил Максим.

– Мне нет, – а тебе?

– Поплыли.

Максим с разбега вонзился в серую неспокойную реку и, не глядя по сторонам, взял хороший ритм кролем. Отплыв метров на сто, он перешел на более спокойный брасс, потом снова на кроль. Через несколько секунд, его живот задел дно и он увидел, что плывет в камышах. Максим вышел на берег и оглянулся в поисках Аськи. Ее еще не было, и он начал неторопливо прохаживаться вдоль берега. Метрах в двадцати от него, на песке в беспорядке лежала чья-то одежда.

– Футболка как у меня, и джинсы такие же, – подумал Максим. Тугая мысль медленно вползала в его портерный мозг.

– А на каком я берегу? – доползла она до гипоталамуса.

– Я круг, что ли сделал? – мысль начала подниматься с пола и вставать на ноги.

– А где Аська? – паника закружила его водоворотом ужаса. На воде ее не было видно, на берегу тоже.

Максим вскочил в чью-то лодку и начал отгребать от берега. Голоса хозяина и Аськи раздались одновременно.

– Я увидела, что ты развернулся, и тоже вернулась. А чтоб в мокром не ходить, переодевалась.

Вечером решили сделать костер. Далеко не пошли, на опушке развели небольшой огонь, поджарили хлеб, сардельки. Порезали сыр, помидоры. Выпили водки. Было очень вкусно и уютно.

Максим сел спиной к стволу высокой ели, Аська села ему на колени. Он согнул ногу, и девушка оказалась в живом кресле. Макс обнял ее за плечи и зарылся лицом в волосах. Мир замер, время остановилось. Им было очень хорошо вместе, в ночном лесу, рядом с догорающим костром. Они делились своим теплом друг с другом, и боялись пошевелиться, чтобы ненароком не разрушить гармонию, внезапно возникшую между ними.

Костер потух, они заснули. Очнувшись через несколько минут, потихоньку пошли домой. Говорить не хотелось. Максим физически ощутил, как с громким треском рвется тонкая серебряная нить, еще недавно накрепко связавшая их сердца. И он не понимал почему.

***

Максим твердо решил вступить с Аськой в интимную связь. Их отношения после возвращения из Конаково застыли в очень неуверенной позе. Аська большую часть времени была задумчива, и Максиму стало все труднее находить с ней общий язык.

В пятницу он приехал к ней с литровой бутылкой кубинского рома. Поначалу Аська пила неохотно, нудно собирая огромный пазл, но потом разошлась и даже помогла сочинить очередной нонконформистский стих:

Ударив в морду кулаком.

Разбитая до основания,

Забитым в глотку косяком.

Ей снятся море и козлы.

Ей снятся горы и цветы.

Ногами попирая нечисть,

Идешь ты в Город Золотой.

– А у меня, кстати, ГОМК20 есть, – ГОМК конечно был не кстати, а специально выкраден в больнице и заботливо припасен к сегодняшнему дню.

Максим думал, Аська будет ломаться, но она с явной радостью согласилась слегка расширить горизонты сознания. Сам он пить не стал, а ей налил от души в чашку с чаем целую ампулу.

Через несколько минут Аська поплыла. Ее голова слегка покачивалась, по лицу бродила бессмысленная улыбка. Красные губы раскрылись, обнажая ровные белые зубы, влажно поблескивающие в полумраке комнаты. Дыхание участилось, с каждым выдохом из-за рта вырывался негромкий стон. Казалось, что ее ласкает невидимый любовник.

Максим раздел ее и положил на кровать. Аська не сопротивлялась. Раздевшись сам, он прилег рядом, обнял ее и начал целовать. Внезапно что-то промелькнуло в ее глазах. Максим заметил короткий миг отчаянья, быстро сменившийся тупой покорностью. Но он уже не мог продолжать. Дело было не в ней, что-то другое остановило его. Он оделся и оттащил Аську в ванную. Напоил ее теплой водой из под крана и засунул два пальца в рот. Ее долго рвало, потом они выпили чая, и пошли гулять.

Максим долго шел молча, собираясь духом, но потом решился:

– Ась! Выходи за меня замуж!

Девушка шла, не глядя по сторонам. Казалось, она не слышала его предложения, или была все еще очень далеко от этого места. Медленно остановившись, она повернула голову в его сторону. Ася стояла чуть выше его, высокая, с бледным неподвижным лицом, влажными от слез глазами. Глядя на него сверху вниз, она сказала:

– Ты знаешь, я не могу принять твоего предложения.

И все! И не слова больше! Максим бился как в стену, но она не произнесла ни звука.

***

Больше они не встречались.

Максим искал утешения в алкоголе и женщинах. Он стал циничным хамом. Однажды медсестра, которую он факал всю ночь, пригласила его в театр.

– Там трахаться неудобно, – был короткий ответ.

Максим катился вниз, и ему не за что было зацепиться. Все вокруг были для него чужими, а Аська… Аська отвернулась и, засунув руки в карманы, не хотела ему помогать. Он не звонил ей, не искал встреч, понимая, как был глуп и неправ с ней, но каждый раз возвращаясь в мыслях к их несостоявшимся отношениям,