Мстислав Ростропович. Любовь с виолончелью в руках - Ольга Афанасьева

Ростроповича планировал закончить консерваторию за три, а не за пять лет. Его учебная программа оказалась очень напряженной. За плохие оценки по любому предмету студента могли лишить стипендии — а Мстислав получал сталинскую стипендию и не хотел ее лишиться.

«…Особенно мне запомнилось, как мы учили историю КПСС в 1944 году. Несмотря на 13-летнюю разницу в возрасте, я очень подружился со Святославом Рихтером, которому я дал прозвище Глаша. Из-за войны и некоторых обстоятельств Рихтер в то время еще был студентом. Он предложил, чтобы мы вместе готовились к экзамену. Он приходил к нам, мы доставали учебники и по очереди читали друг другу текст. При этом мы неудержимо зевали и вскоре поняли, что все идет впустую. В какой-то момент я сказал ему: “Слушай, Глаша, я обязательно должен сдать этот экзамен, поэтому лучше буду заниматься самостоятельно”. Но через несколько дней он позвонил мне и сказал: “Слава, у меня есть блестящая идея. Я придумал безошибочный метод для изучения истории партии. Приходи ко мне, я все объясню”. По его замыслу мы оба должны были опуститься на колени друг напротив друга. Перед собой он поставил большой том под названием “Краткий курс истории партии”, который каждый студент должен был знать назубок. “Вот что, — сказал Глаша, — если мы начнем засыпать, то упадем прямо на книгу и расквасим нос. Теперь нам не удастся уснуть!”

Святослав Рихтер на Первом Всероссийском конкурсе музыкантов-исполнителей играет I концерт П.И. Чайковского. 1945 г.

…На экзамене по истории партии я вынул билет, где было два вопроса: о помощи коммунистической партии партизанскому движению во время войны, который был сравнительно легким, но следующий вопрос о Втором Интернационале представлял значительную трудность. Экзаменатором был органист по фамилии Гедике; думаю, Козолупов предупредил его, что я должен сдать этот экзамен, и попросил быть снисходительным, так как моя стипендия зависела от оценки. Я стал уверенно отвечать на первый вопрос, вспоминая все, что знал о партизанах. Потом я заметил, что Гедике начал клевать носом и вскоре задремал. Мне пришло в голову, что если я буду подольше рассказывать о партизанском движении, то смогу вообще обойтись без ответа на второй вопрос. Я продолжал рассказывать, а потом вдруг громко крикнул: “Без помощи коммунистической партии партизанам ничего бы не удалось достигнуть. Наша коммунистическая партия ведет нас от победы к победе!” Гедике вздрогнул и проснулся. “Да, да, — поспешно сказал он, — ты явно хорошо подготовился, так что давай поставим тебе четверку”.

Экзамен по виолончели был гораздо более простым делом. …В результате летом 1944 года меня перевели со второго на пятый курс»[13].

В консерватории это был беспрецедентный случай.

Слава стал готовиться к окончанию консерватории. Кроме того, его выдвинули кандидатом для занесения на мраморную доску почета консерватории, украшенную именами П. Чайковского, С. Танеева, К. Игумнова.

Ростропович был принят в аспирантуру, но уже не чувствовал себя учеником. Его взяли в Московскую филармонию как солиста, он избежал этапа игры в оркестре. Вспоминая это время, он говорил об удовольствии, испытываемом на концертной эстраде. Опыт оренбургской «киношки» и зауральских колхозных концертов очень помогал.

Аудиторию начинающему концертанту выбирать не приходилось, и он не сетовал, если она была малочисленна, плохо музыкально подготовлена или вовсе отказывалась слушать неизвестного виолончелиста. Не было случаев, чтобы он высказал обиду: играл, несмотря ни на что, и считал, что должен и может добиться того, чтобы его слушали, поняли, чтобы музыка в его исполнении понравилась. Для этого, наряду с серьезным репертуаром, выучивал эффектные пьесы Д. Поппера, использовал отцовские обработки для виолончели и сам их делал. Таким отношением к делу этот столичный музыкальный вундеркинд завел множество друзей среди филармонических администраторов, укрепляя свои концертные связи.

Ростропович готов был отправляться в любые поездки. Осваивался Север, и Слава отправлялся на самолете к Северному полюсу и играл полярникам. С группой артистов он поехал по Енисею и играл на виолончели в сибирских селах. Однажды пароход пришвартовался ночью, и было объявлено, что для концерта время позднее, но зрители собрались — человек тридцать. Слава играл им Чайковского, Глазунова и чувствовал, что люди ему благодарны, а потом его угощали знаменитой енисейской ухой.

«…Я многому научился, когда ездил по Сибири, по реке Енисей; у нас тогда была группа, которая называлась «Четыре мушкетера»: я играл на виолончели, замечательный баянист Юра Казаков — на баяне, чтец Валерий Токарев читал и еще был один из певцов (в одном случае это был Виталий Кильчевский, солист Большого театра, кстати говоря, из Петербурга, а в другом — Алексей Гелева, бас, тоже из Большого театра).

Часто мы выступали в деревнях, где никогда не видели и не слышали живых артистов. А как-то раз зимой в этой же компании я поехал на целинные земли. Играл с Юрой Казаковым, а слушать нас пришли мужики, которые, прямо скажем, были очень довольны моим выступлением, но они комментировали его громче, чем я играл. Я почти не слышал ни себя, ни Юру. Я начал играть громче, они стали громче говорить, потому что я им мешал; я — еще громче, они вообще стали кричать: «Ты посмотри, ты посмотри на него, молодец какой».

Д. Шостакович — русский композитор, внесший вклад в классику мировой музыкальной культуры XX в.

И тогда я вдруг стал играть десять пиано, пианиссимо, то есть очень тихо. И знаете, наступила невероятная тишина: они замолчали, и я понял, что пиано и пианиссимо значительно более действенны, чем фортиссимо, и хорошие слова очень мудро говорить шепотом»[14].

Во второй половине 1940-х годов Ростропович дал свои первые большие концерты: помимо Москвы — в Ленинграде, Киеве, Риге, Свердловске, Таллинне, Вильнюсе, Каунасе, Минске и других городах страны.

Международные конкурсы считались показателем уровня советской исполнительской школы, победы в них были обязательны. Отборочные комиссии пропускали сквозь свое сито лишь самых талантливых и надежных музыкантов. Конкурс, устроенный на Всемирном фестивале молодежи и студентов в Праге, стал первым для Ростроповича. Председательствовал в жюри В. Шебалин, членами жюри от Советского Союза были С. Козолупов и скрипач Д. Цыганов — глава известного Квартета имени Л. Бетховена. На конкурсе Ростропович занял первое место, и газета «Млада фронта» назвала его «сенсацией соревнования».

После возвращения из Праги скрипач Л. Коган, кларнетист И. Рогинский, пианист А. Каплан и М. Ростропович дали концерт в Большом зале Ленинградской филармонии. 14 октября 1947 года двадцатилетний виолончелист, сильно волнуясь, вышел на сцену Большого зала. Играл Ростропович хорошо, и спустя два дня в газете «Вечерний Ленинград» появилась заметка: «Самое яркое впечатление оставляет виолончелист Мстислав Ростропович, еще до Пражского фестиваля удостоенный звания лауреата на Всесоюзном конкурсе музыкантов-исполнителей. Он умеет до предела использовать выразительные возможности виолончели — этого самого “певучего” струнного инструмента. Ученик известного педагога профессора С.М. Козолупова, Ростропович воспринял в школе своего учителя полную свободу владения инструментом и умение подчинить все технические средства художественному замыслу. В той глубине и серьезности, с которой молодой музыкант подходит к трактовке произведений Чайковского, Баха, Прокофьева, сказывается многообразие его художественных интересов. Ростропович совершенствуется в классе композиции, фортепиано, изучает философию, литературу». Отзыв Ростропович сохранил, и с тех пор все связанное с Ленинградом было отмечено для него особым знаком.