25 граммов счастья. История маленького ежика, который изменил жизнь человека - Массимо Ваккетта

Я вернулся немного позже, чем предполагал. В доме стояла тишина, словно никого в нем не было. Я сразу направился к Нинне. Коробка была пуста. Меня охватило волнение. Я нервно бегал из комнаты в комнату в поисках Греты. Я обнаружил ее в спальне. Она лежала в кровати, подложив под голову пару подушек и укрывшись простыней до самого подбородка. Я даже не сказал ей «привет». Вместо этого подскочил к ней.

– Где Нинна?

Мой сердитый вопрос был встречен невозмутимым взглядом. Загадочно взмахнув рукой и приложив указательный палец к губам, она прошептала:

– Шшш! – и откинула простыню.

Нинна спала, свернувшись калачиком на ее груди, ее крошечный рот улыбался, как обычно. Грета прикрывала ее рукой. Я стоял, затаив дыхание. Незабываемая картина. Прекрасная, как полотно художника. Этой крошке нравилось прижиматься.

– Ты понимаешь, что если бы ты заснула, то задавила бы ее? – спросил я, но все мое волнение и гнев уже испарились.

Дядя Освальдо. Длинные черные волосы и пронзительные зеленые глаза. Такие же зеленые, как лес в июне, когда листья приобретают насыщенный цвет и солнце подсвечивает их, согревая золотыми лучами. Когда я был ребенком, он был молодым парнем. Мой старший брат-дядя. Товарищ по играм и приключениям. Вместе мы всегда искали животных, нуждающихся в спасении. Однажды это был птенец, выпавший из гнезда. В другой раз это была бабочка со сломанным крылом. Мы строили для них маленькие домики. Ловили насекомых для птенцов. Приносили букеты цветов бабочкам.

Мы сделали маленький пруд, выкопав в поле яму подходящего размера. Набрали в нее воды – и вот! – получился пруд. Дядя Освальдо брал меня на рыбалку неподалеку. Мы ловили рыбу сетями, часто нам попадались красочные карпы с красными пятнами. Рыба предназначалась для обеда или ужина, но некоторым мы давали отсрочку, запуская их в маленький искусственный пруд. Несколько раз в неделю я доливал туда воду, набирая ее из ручья, протекавшего рядом с домом дедушки и бабушки. Однажды выше по течению какая-то женщина стирала свое белье. Я не заметил, что вода, которую добавлял в пруд, была мыльной. До тех пор, пока рыба не начала хватать ртом воздух на поверхности. В отчаянии я побежал к дяде. Помню свои страдания и чувство вины. Он помог мне переместить рыбу в безопасное место, в бочку с чистой водой. Затем мы вычерпали всю мыльную воду из пруда и заменили ее чистой – долгая и утомительная работа. Зато потом карпы и другая мелкая рыбешка могли снова плескаться в своем доме.

Как-то раз мы с дядей Освальдо нашли двух соек. Обстоятельства этой находки потерялись в тумане смутных воспоминаний. Помню только, что это были птенцы. Мы поместили их в большую клетку и старательно заботились о них. Мы назвали их Чип и Чоп. Меня восхищал сине-белый узор на их крыльях, их оживленность и внимательный взгляд, но в особенности – их звукоподражание. Они могли имитировать крики других птиц и мой собственный детский смех. Умели разговаривать, повторяя некоторые слова, включая наши имена.

Это было невероятно!

Мы кормили Чипа и Чопа желудями, насекомыми и кусочками мяса.

* * *

Я давал имена всем своим животным, даже некоторым цыплятам, которых держала бабушка Катерина.

Один из них мне особенно запомнился: я назвал его Лимпи. Этот цыпленок едва мог стоять на своих лапах. Они были кривыми, возможно, даже немного деформированными.

– Мне кажется, Лимпи болен. Можно мне о нем позаботиться? Можно, я возьму его себе? – донимал я бабушку.

– Ну, мама, отдай его Массимо, – сказал дядя Освальдо в мою поддержку, – давай поспорим, он сможет его вылечить?

Когда нам удалось ее уговорить, я начал выносить цыпленка на солнце. Каждый день. Я был уверен, что ему это полезно. По вечерам я клал его рядом с дровяной печью. Кормил его и заботился о том, чтобы у него всегда была свежая, чистая вода. Разговаривал с ним. Чрезмерно опекал его. Возможно, даже доставлял ему этим неудобство.

Тем не менее мое сердце и детские способы лечения сотворили чудеса, или мне так казалось. Лапы Лимпи понемногу окрепли. И потом они выпрямились. Он стал увереннее себя держать, затем проходить несколько шагов, делать короткие перебежки. Здоров! Вероятно, цыпленок страдал от какой-то разновидности рахита, которую удалось вылечить. Кто знает, может быть, солнечные ванны действительно пошли ему на пользу.

– Он начал бегать, потому что больше не мог вынести твоей заботы, – пошутил мой дядя, обняв и приподняв меня.

И мы оба начали смеяться как сумасшедшие.

– Бабушка, обещай мне, что мы никогда не съедим Лимпи! – умолял я ее однажды.

Такова была неизбежная участь животных, выращенных на ферме. Она улыбнулась и поцеловала меня в лоб. Чтобы скрепить обещание.

Еще мы с дядей ходили искать слизней. Точнее, улиток. Он велел мне надевать сапоги, мы хватали пару ведер и отправлялись на поиски. Выходили, когда дождь почти заканчивался. Мы собирали их килограммами. Дома мы отдавали ведра бабушке. Но втайне я пригоршнями отпускал их на свободу. Я боялся, что дядя Освальдо заметит, но знал, что он никогда меня не выдаст и не отругает.

Иногда мы лежали в засаде рядом с птичьим гнездом. Мы лежали неподвижно и молча, наблюдая, как родители кормят птенцов. Замерев, мы не шевелили ни единым мускулом, чтобы не побеспокоить их.

Мне также нравилось наблюдать за пасущимися коровами. Они излучали такую безмятежность и свободу. Этот образ по сей день согревает мое сердце. Это покой. Природа в гармонии.

В детстве у меня было три увлечения: рисование, любование звездами и помощь животным. Я не выбрал искусство или астрономию. Решил учиться на ветеринара.

Я мечтал путешествовать и лечить животных, может быть, в Африке, среди дикой природы.

Или я мог сосредоточиться на крупном рогатом скоте и работать на свежем воздухе, в деревне.

Присутствие дяди Освальдо в моем детстве укрепило мою любовь к животным и природе.

Мой старший брат-дядя покинул нас совсем молодым.

Я представляю дядю Освальдо в раю, в который он должен был попасть. Я представляю его, вижу, как ветер треплет его длинные волосы, его глаза цвета леса, как певчие птицы, воробьи и сойки летают вокруг него и садятся ему на плечи. Сойки болтают с ним и вторят его смеху.