Никто, кроме тебя - Эйприл Доусон

– Привет! Что ты тут делаешь совершенно одна?

Я склоняю голову и вижу Зейна, который садится рядом и рассматривает меня.

– Мне нужно было подышать, там очень душно. – Я опускаю руки и опираюсь на бедра.

– Удивительно! Мы установили там отличный кондиционер! Ты что-то недоговариваешь старине Зейну.

– Я никогда бы не осмелился сделать это, о великий и мудрый Зейн!

Он гордо поднимает подбородок, словно мои слова возносят его эго до небес.

– Хорошо, что ты признаешь мое величие. Подожди, это прозвучало двусмысленно.

Я хихикаю и качаю головой. Дурашка, как ему удается подбадривать меня, когда я плачу?

– Я не ожидала от тебя ничего другого, дорогой.

– Ну вот, уже лучше. Я вижу, ты снова развеселилась, но уходишь от темы. Что случилось? Почему ты сидишь здесь в одиночестве?

– Мне нужно подумать, поэтому я искала тихое местечко.

– Но вместо тишины ты получила меня.

– Что?

– Я сегодня без пары, и у меня совершенно нет настроения знакомиться с кем-то, поэтому я полностью в твоем распоряжении. – Он изящно вскидывает брови, чем снова меня рассмешил.

– Это очень любезно с твоей стороны, но не хочу, чтобы ты бросил все из жалости к бедной маленькой Грейси. – Мои слова удивляют меня саму. Я хоть и маленькая, но точно не бедная. Похоже, мои гормоны сходят с ума, или это потому, что вокруг в воздухе столько любви, к которой я не имею никакого отношения?

– Если я провожу время с тобой, Грейс, это не из жалости, а потому, что наслаждаюсь твоим обществом, и между прочим, твоим юмором. Итак, к чему эта неуверенность?

– Спроси что-нибудь попроще. Мне кажется, я скоро сойду с ума от того, что все вокруг влюблены, кроме меня.

– Ах, и ты тоже? Тогда можно пожать друг другу руки, потому что я тоже больше не могу терпеть эту болтовню и влюбленные взгляды.

– Но я хочу этого.

– Что? – Он хмурит лоб.

– Любовь, семья, дети, дом со сломанной верандой и мужем, которому я буду напоминать каждые полгода, что он должен ее отремонтировать.

– Я не подхожу к категории заботливых отцов, но иметь жену было бы прекрасно.

– Я не хочу быть одна в сорок лет! – Представив это, я ужасаюсь, потому что очень хотела иметь детей.

– Я тоже, но скажи… – Он поворачивается, чтобы видеть мое лицо.

– Хорошо, я внимательно слушаю, – отвечаю я и с любопытством посмотрела на Зейна. Мне интересно, какой совет насчет отношений он хочет мне дать.

– Если мы с тобой никого не найдем к сорока годам, я на тебе женюсь.

– Как романтично. – Я закрываю глаза. Прекрасно знать, что я подхожу на крайний случай. – Ты же несерьезно.

– Напротив. Ты красивая, умная, не умеешь готовить. Идеальное сочетание.

– Большое спасибо! – Я пытаюсь выглядеть обиженной, но улыбка становится только шире. Я правда не умею готовить.

– Так мы договорились? – спрашивает он меня серьезно. Шутник исчез, и кажется, он действительно серьезно относился к этой ерунде. И тут мне в голову приходит мысль, что, возможно, есть вещи гораздо хуже, чем быть замужем за Зейном Мэйем. Я протягиваю ему руку, которую он пожимает.

– Хорошо, договорились.

Я едва успеваю произнести это, как слышу, что гости вечеринки начали обратный отсчет. Новый год скоро наступит.

– Десять, девять, восемь.

– Пора. Новый год, новая глава в нашей жизни. – Зейн улыбается, внезапно став серьезным.

– Семь, шесть.

Он пододвигается ко мне так близко, что наши бедра соприкасаются. Я сглатываю.

– Пять, четыре, три.

Он наклоняет голову и заглядывает мне в глаза. Я слишком потрясена, чтобы отклониться. В этот момент я могу только смотреть на него и слушать шум пульса в ушах и то, как он ускоряется с каждой секундой.

– Два.

Его дыхание ласкает мои губы. Он так близко ко мне, что наши носы соприкасаются. Мое дыхание сбилось с привычного ритма.

– Один.

И тут Зейн целует меня в губы, очень нежно и мягко, и это приводит мое сердце в смятение. Я глубоко вдыхаю его мужской аромат. Распахнув глаза, вижу закрытые веки Зейна. Что происходит? Возможно, для него это просто дружеский поцелуй в честь Нового года, но я бы хотела его повторить.

– Твой телефон вибрирует не переставая.

Незнакомый голос выдергивает меня из сна без сновидений.

– Что? – бормочу я, щурясь от резкого дневного света, который будто собирается выжечь мне глаза.

– Твой смартфон вибрирует, по ощущениям, уже около часа, и я не могу спать.

Я тоже… Но сначала мне надо осознать, где я и где, черт возьми, этот телефон. С большим трудом мне удается сесть ровно. Медленно провожу руками по лицу, пытаясь отогнать сон, и замечаю, что я у себя дома. Кажется, вчера я приехал не один, а с новогодним завоеванием, которое продолжает спать, повернувшись спиной.

Теперь и я слышу глухой звук вибрации. Осторожно встаю, спотыкаюсь об одежду, разбросанную по полу спальни, и пытаюсь достать смартфон из кармана брюк. Увидев на дисплее имя звонящего, захотелось засунуть телефон куда подальше, а еще лучше разбить об стену. Я раздраженно кручу телефон в руке. Конечно, можно и проигнорировать звонок от отца, но он так просто не сдастся. Это не в его привычке.

Я отвечаю на звонок, отодвинув телефон подальше от уха, слушая, как отец без единого слова приветствия начинает меня упрекать. Он говорит, что я – неблагодарный сын и неудачник, который не может справиться ни с одной работой, что моей маме стыдно за меня. Постепенно до меня доходит, почему он злится – я не пришел на званый вечер в честь Нового года. Праздники, которые устраивает мой отец, больше похожи на поминки и далеки от веселья. Кроме того, среди гостей всегда найдется один, кто, напившись, устроит скандал, который потом будут смаковать неделями.

– Ты закончил? – Зажав смартфон между плечом и щекой, я начинаю натягивать боксеры.

– Еще нет, дружок! – На другом конце раздается фырканье.

Похоже, праздник прошел не так, как он ожидал, и теперь ему необходимо спустить пар. А я для этого отличная кандидатура.

Я снова подношу телефон к уху:

– Послушай, я не собираюсь ходить на званые вечера, пока мама сама не придет хоть на один из них. Ты можешь орать сколько угодно, но я не буду стоять рядом с тобой и мило улыбаться, приветствуя гостей. Это роль супруги.

Всякий раз, когда я начинаю говорить о маме, отец становится задумчивым и даже немного грустным. Но печаль быстро переходит в досаду.