Восстание вассала - Александр Смоленский

Пока заводящие себя до предвкушения сексуального исступления узницы толкались и спорили, кто из них первой будет «иметь очкарика», в воротах сарая нарисовалась мужеподобная особа в форме прапорщика. Одутловатое лицо со следами мелких оспинок, угроза в заплывших, с синюшными подтеками глазенках. Даже резиновая дубинка в руках местной начальницы испугала Дениса меньше, чем ее мерзкий, с остатками гнилых зубов, рот.

Не раздумывая ни на мгновение, прапорщик в юбке сначала огрела по спине одну из соперниц, а затем, еще с бóльшим удовольствием, отходила другую.

– А ну, бляди, канайте отсюдова, пока калеками не сделала. Всех на хер!

С громкими воплями, одна за другой, бабы выскочили из сарая.

– Вот сучара натуральная. Прошмандовка! Откуда только пронюхала?! – на бегу заверещала в злобе пышногрудая блондинка, довольно привлекательная, в сравнении с остальной, изголодавшейся по мужикам стаей.

Не в силах пошевелиться, Денис с ужасом следил, как надзирательница стянула юбку, вслед за ней скинула китель и все, что было под ним. Огромные груди с торчащими от возбуждения бурыми сосками двинулись на «лесоруба». А еще через мгновение его уже оседлало вонючее тело. Стало трудно дышать.

Неожиданно нежным голосом надзирательница зашептала Денису в ухо:

– Расслабься, мужчина. Уж лучше я тебя оттрахаю, чем вся эта кодла. Не выжил бы точно! А я же с лаской, с затаенной любовью…

Она принялась скакать с таким самозабвением, что у Дениса потемнело в глазах. Но даже сквозь пелену он с ужасом заметил, как в проеме ворот появилась в весьма откровенной позе фигура еще одной жаждущей любви бабы в форме.

Даниста вырвало.

Дабы не захлебнуться в блевотине, он изрыгнул все в неосторожно нависшую сверху рожу надзирательницы. На том секс закончился, но начались побои – дубинкой, сапогами, веревками, пока несчастный не затих на настиле.

– Воды! Тащите воды! Вашу мать! – крикнула надзирательница.

Заключенные бросились исполнять.

– Шалава! Куда льешь? – продолжала орать надзирательница. – Не на него! Это мне надо умыться. Совсем охренели.

Когда она, наконец, привела себя в порядок, последовала истеричная команда:

– Тащите этого мудогрея на мужскую половину. Да передайте Варягу, пусть больше таких слизняков нашим королевнам не присылает. Хлипкие больно. А я-то думала, внучкам рассказывать буду, как трахалась с самым знаменитым олигархом, – неожиданно всхлипнула надзирательница. – Он теперь за мою поруганную честь мне должен будет. Чего стоите, растудыть вашу мать, выполняйте приказ.

Пролежав неделю в лазарете, Данист понял, что изолятор, пожалуй, самое лучшее место на земле. Здесь даже некому было задавать уже ставший сакраментальным в колонии вопрос типа «колись, сука, куда бабки заныкал?».

– Эй, дантист. Ты шо, зовсим глухим задэлался? Как гуторят, опять тэбэ здоровенько булы! – Бряцая связкой ключей, перед ним стоял «вечный» прапорщик по кличке Гладиатор. – Шо развалился средь била дня? Так это тибе не хата, и нары – ни перина. В карцер тибя опять засунуть? Так я мигом, и не погляжу, что начальство кличет.

Заключенный 1313 мигом вскочил и чуть ли не бросился целовать надзирателя:

– Удалов? Наконец-то. Вспомнил. Нашел время. Уже месяц кончается.

Гладиатор и Вась Вась разом уставились на Даниста, не понимая причину его явного перевозбуждения. Но Денис не в силах был сдержать эмоций:

– Ведите, гражданин прапорщик. Только быстрее, может, моя судьба сбывается.

– Типэр твою судьбу, дантист, аккурат, тильки через четыре роки побачишь. Если аще не навесют. Ты ж не встал на путь пэрэвоспитания. – Гладиатор на сей раз говорил беззлобно, предпочитая своими словами пересказывать решение суда.

– Не каркайте, гражданин прапорщик, – взмолился Вась Вась за сокамерника. – Чем черт не шутит? Может, новая указивка пришла из Москвы. Вы же человек культурный, наверняка слышали, что мама Дениса Борисовича лично обратилась к президенту с просьбой пожалеть ее сына.

Надзиратель взглянул на Вась Вася недобро:

– Подъелдыкнуть, значит, желаешь? На мою культуру намякиваешь? В смысле, я некультурный, – от западнянского говора Гладиатора не осталось и следа. – Так знай, старик, культурней тебя буду. Не к тому президенту егойная мама обратилась. Кто сажал, у того и милости просить надо! Так-то. Иначе только сопли по лицу размазывать придется.

Денис уже не вслушивался в их перебранку. Словно это происходило вчера, он вновь слышал голос человека, которому решился доверить свою судьбу, а точнее – вступить в сделку.

* * *

– …Будем знакомы, Денис Борисович! Разрешите представиться. Полковник Удалов. Дмитрий Владимирович.

Тогда, почти полгода назад, войдя в столь знакомый и столь же ненавистный кабинет начальника колонии, Данист с немалым удивлением обнаружил, что за массивным письменным столом сидит… нет, не тучный, как боров, красномордый от запоев начальник, а приличного вида мужчина в сером, цивильном костюме.

Располагающая внешность нового начальника колонии была столь необычной для местного антуража, что в первый момент Денис даже опешил: может, продолжаются ночные видения?

Голубоглазый, рослый, лет шестидесяти, с густой седеющей шевелюрой и открытым лицом, новый начальник тоже внимательно изучал бывшего олигарха, даже в тюрьме продолжавшего носить очки с золотой оправой, на которую почему-то, при всей внешней ненависти к сидельцу, никто так и не посмел позариться. По правде сказать, Данист знал, куда в них ходить.

Своим «правильным обликом» Удалов откровенно смахивал на знаменитых киноактеров прошлого: не то на Жженова, не то на Черкасова.

…– Я ваш новый настоятель. – С улыбкой неторопливо поднявшись с места, Удалов протянул Денису в знак приветствия увесистую ладонь.

«Это и вправду что-то новенькое! – пронеслось в тот момент в голове. – Стали действовать на контрастах. Плохой начальник – хороший начальник. Дурашки, неандертальцы. Старо как мир!»

Ничего путного от подобной «перемены мест» Данист не ждал. Не к добру это, ох не к добру!

– Ну, что вы так растерялись, Денис Борисович?! – легко разгадав потаенные мысли заключенного, снова улыбнулся офицер. По выражению лица можно было понять, что тот понимает причины некоторой настороженности в поведении очкарика в зэковской робе.

– Почитайте, что о вас пишет сегодняшняя столичная пресса. Лично я всегда утро начинаю с чтения газет. Давняя, знаете ли, привычка. С утра пахнущая типографской краской газета, свежесмолотый кофе…

– Недурные привычки, – достойно заметил Данист, тем самым намекнув, что у него некогда были привычки не хуже. Он взял из рук нового «хозяина зоны» свежий номер «Новой газеты» и, невольно ожидая очередного подвоха, скептически взглянул на первую страницу. Крупным жирным шрифтом значились откровенно скандальные заголовки: