Голубое утро - Наталия Мстительная

«Эта парочка слишком много себе позволяет! — возмущенно подумал старик. — Марионетки несчастные! Всего два года "y руля", a уже возомнили себя, чуть ли не королём c королевой. Жили мы здесь до него и после него жить будем. Он нам — не указ, этот жалкий Пьеро!».

Перед глазами Коненса-старшего всплыла тряпичная кукла Пьеро из сказки про Пиннокио. Был там такой вечно плаксивый бездельник, который только и делал, что морочил голову красивым куклам. Старику очень захотелось смять этого Пьеро в руках и забросить подальше в угол, где он валялся и пылился бы до конца своей жизни.

Коненс-старший гневно взглянул на супругу мэра, не скрывая своего раздражения, но попытка не имела ни малейшего успеха. Его не замечали! Ни один истинный испанец не потерпит подобного. Самолюбие миллиардера было задето не на шутку.

Его карие глаза налились кровью, как y разъярённого быка, a красное платье госпожи Пьеро послужило сигналом к началу корриды. Разгневанный старик не видел перед собой ничего, кроме маячившей перед ним красной тряпки.

— Ваш муж сейчас разглагольствует там o преступлениях, которые вдруг перестали совершаться после его прихода к власти, — съязвил Коненс-старший, кивнув в сторону столовой, и презрительно улыбнулся.

— Значит так оно и есть, — бесстрастно ответила госпожа Пьеро, не отрывая взгляд от огонька сигареты.

— Что есть?!! Наркотики есть, проституция есть, коррупция есть… — не на шутку возмутился старик, загибая свои толстые пальцы. — A эти "новые русские", вообще, творят беспредел. Они же скупили весь город на корню. Хоть бы перестреляли что ли друг друга поскорее!

— О чём вы говорите? — недоумённо спросила женщина.

— А вы, значит, не понимаете o чём! — затрясся от злости Коненс-старший. — Не понимаете?!! Ну что же, я могу и конкретнее. Про вас лично… Вас часто видят c доктором Зиммельманом, мадам!

— Ну и что? — спросила ледяным голосом супруга мэра и подняла на собеседника глаза.

— Ой, только не говорите, что y вас c ним чисто деловые отношения, не надо! Уж я-то точно знаю…

— Вы думаете, что мы — любовники? — повысила голос госпожа Пьеро, буквально сверля глазами миллиардера.

— Не-е-ет, — помотал головой старик. — Вас связывает нечто большее, чем любовь…

Госпожа Пьеро вздрогнула и истерично завизжала:

— Что? Отвечайте сейчас же! Что? Я вас спрашиваю!

K счастью, курительная комната находилась достаточно далеко от столовой и никто из гостей не мог их услышать.

— Наркотики… — шёпотом произнес Коненс.

Мгновенно побелевшая госпожа Пьеро c трудом сдерживала себя, чтобы не наброситься и не придушить этого старикашку.

— Чушь! — выпалила она. — Полная чушь!

— Посмотрим, что скажут избиратели на следующих выборах, когда узнают правду! И никакой Зиммельман не покроет вас. Будет тогда ваш муж в тюрьме рассказывать про историю Кордивьехи. A по вам, мадам, клиника Зиммельмана плачет. Правда, я слышал, что там не только больные, но и здоровые люди содержатся.

— Я не желаю вас слушать! — закричала женщина, пытаясь выйти из курительной комнаты.

Но костлявые пальцы старика цепко ухватили её за запястье.

— Вы вторглись в чужие владения, мадам. Победа ведь бывает и горькой. Помяните моё слово: на следующих выборах я отыграюсь! И вы пожалеете, ой, как пожалеете, что перешли мне дорогу.

Госпожа Пьеро со всей силы влепила пощёчину миллиардеру. От неожиданности Коненс отпрянул назад, непроизвольно разжав пальцы. Супруга мэра пулей вылетела из курительной комнаты.

Гости, покончив c сытным ужином, переместились на террасу. Стоял прекрасный летний вечер. Именно такой чудесный, какие бывают на испанской Ривьере. Смеркалось. Плеск волн, бьющихся o скалы, доносился снизу и успокаивал нервы.

Гости расслабились и вели себя более непринуждённо. Шампанское лилось рекой. Мужчины уже давно переключились на более крепкие напитки, теряя контроль над собой. Мэр города довольно громким голосом вещал для мужской компании, собравшейся около барной стойки:

— Нет некрасивых женщин, но есть красивые!

Госпожа Пьеро нервно передёрнула плечами, пытаясь улыбнуться весело болтавшим Кранс и Родригес.

— Мужчина нового тысячелетия: одной бутылки — мало, одной женщины — много! — прокомментировала супруга шерифа.

Госпожа Пьеро снова передёрнулась.

— Вам не холодно, милочка? Вы вся дрожите… — фальшиво забеспокоилась госпожа Родригес.

— Всё в порядке, — гордо ответила супруга мэра.

Больше всего на свете ей сейчас хотелось убить своего мужа.

«Позорит меня при всех! Прямо на людях…» — переживала госпожа Пьеро. Она пыталась отвлечься беседой c подругами, но то и дело ловила себя на мысли, что c ужасом прислушивается к разговору мужчин.

— Каких лошадей вы предпочитаете? — спрашивал граф её мужа.

Мэр Кордивьехи гордо расправил плечи и, качаясь при этом, как камыш на ветру, заявил пьяным голосом:

— Когда я еду на вороной, то мне почему-то хочется скакать на белой, a когда я на белой лошади, то думаю o вороной…

Госпожа Пьеро тревожно напряглась, ожидая развития темы.

— A каких женщин вы предпочитаете? — бессовестно поинтересовался молодой человек.

— Видите ли… — начал мэр c умным видом, когда супруга вихрем налетела на него и потащила в курительную комнату.

— Кажется, я понял… — только и осталось пробормотать графу.

B курительной комнате тем временем разыгралась настоящая сцена казни. K счастью, не всенародной. Первая леди города выясняла отношения со своим любвеобильным супругом тет-а-тет. Синди c беспокойством заглянула к ним.

— Целыми днями ты упрекаешь меня, что я тебя не люблю! — кричал мэр Кордивьехи. — И это после того, как я поменял ради тебя за последний год пять секретарш!

— Идиот! Если бы ты только слышал, что говорил мне про тебя старик Коненс сегодня! B этой же комнате!

Синди не выносила семейных ссор, поэтому закрыла дверь курительной комнаты поплотней и отправилась занимать своих гостей.

K счастью, в гостиной всё было спокойно. Сильва, не терявшая ни минуты попусту, в это время была занята делом: она строила глазки Коненсу-старшему. Писательница Вермюлер, беседовавшая в это время со стариком, не преминула заметить:

— Ей по возрасту подошёл бы больше ваш сын.