И жизнь подскажет… - Кетлин О'Брайен

— На самом деле у нее не было никого, кроме нас с Терри: мать ее давно умерла, а с отцом она не ладила.

— А вы любите Марлин?

Хилари нахмурилась. К чему он клонит?

— Конечно! — горячо ответила она. — Я же говорила, она мне как родная сестра!

— И она вас любит. — Коннер откинулся в кресле и закинул ногу на ногу. — А теперь скажите, не могло ли случиться так, что Марлин заговорила о самоубийстве, вдохновившись, так сказать, примером вашей сестры?

Хилари охнула, словно от удара в солнечное сплетение. Сперва она не могла поверить своим ушам; затем медленно, как вода сквозь толстую ткань, в мозг просочилось осознание того, что эти ужасные слова ей не почудились. Как смеет он перекидывать вину на Терри? Она пыталась покончить с собой почти год назад, но с тех пор успела образумиться и теперь стыдится своего поступка.

— Разумеется, нет! — резко ответила Хилари. — А вы серьезно так думаете?

— Не знаю, — спокойно ответил он, и Хилари вдруг захотелось его ударить. Почему он не раздражается, черт возьми? Почему не боится? Где его чувства? Неужели не понимает, что речь идет о жизни и смерти? — Но, думаю, это возможно.

— С чего вы взяли? — нервно облизнув губы, спросила она.

— Как вам сказать… — задумчиво ответил Коннер. — Она часто рассказывает о вас и Терри. Мне кажется, она завидует Терри, ее близости к вам. Ей хотелось бы, чтобы и о ней заботились так же. — Он устало вздохнул. — В конце концов, не она одна готова на все, чтобы привлечь к себе внимание.

Этого Хилари отрицать не могла. За год, прошедший со дня трагедии, она почти не жила своей жизнью, уделяя все время и силы Терри. Кузина, несомненно, заметила это и почувствовала ревность.

Именно тогда она сбежала из дому в последний раз. Звонила, писала письма, но во Флориду больше не вернулась. Поэтому Хилари и не пришлось познакомиться с ее мужем и деверем.

Да, пожалуй, это все объясняет. Вот почему Марлин выбрала для своих угроз именно это время. С Терри все в порядке, она уезжает в колледж, и кузина ждет своей порции любви и поддержки. Бедная девочка всегда оказывалась на заднем плане: ей приходилось ждать и просить того, что другим полагалось без всяких домогательств…

Но не упустил ли Коннер одного еще более очевидного соображения? Поскольку он выложил свое обвинение, не заботясь о ее чувствах, Хилари тоже не видела оснований подслащивать пилюлю. Любит бросаться обвинениями — пусть попробует, каково это, на собственной шкуре!

— А вы уверены, — вкрадчиво начала она, — что Марлин пытается привлечь мое внимание?

— А чье же? — нахмурился он.

— Быть может, ваше? Согласитесь, в данных обстоятельствах это было бы вполне естественно.

Коннер покачал головой.

— Нет, — сухо ответил он. — Мое внимание ей и так обеспечено. Если помните, она беременна от моего брата.

— Может быть, вашего интереса к ребенку ей недостаточно? — предположила Хилари. — Сейчас для нее очень важны отношения с вами. Возможно, вы даже напоминаете ей Томми.

Коннер беспокойно заерзал.

— Ерунда! Я ничем не похож на брата!

Хилари насторожило волнение, прозвучавшее в его голосе. Почему он так болезненно реагирует на невинную фразу? Жаль, что ей так и не довелось познакомиться, с Томми и его семьей, это помогло бы разобраться в нынешней ситуации.

— Можно даже предположить, что Марлин надеется…

— Не надеется, — резко, почти грубо перебил ее Коннер. — Она знает, как я к ней отношусь. И знает, что я не одобрял этого брака.

— Вы полагали, что Томми слишком молод?

Томми Сент-Джорджу было двадцать два. Достаточно, чтобы очаровать восемнадцатилетнюю Марлин, но слишком мало, чтобы брать на себя ответственность за жену и ребенка. Ему бы еще жить и жить…

— Слишком молод, слишком избалован, слишком незрел, слишком упрям… все «слишком», — сухо ответил Коннер, глядя куда-то вдаль, словно перед ним вновь ожили образы недавнего прошлого. — Да, мне не нравилось, что Томми решил жениться. Но еще больше не нравилось, что он женится на такой девушке. Ему нужна была жена с твердым характером, способная держать его в узде. А Марлин ничем не лучше его. Пожалуй, даже хуже. Парочка избалованных младенцев. — Он поднял глаза и твердо встретил ее недоуменный взгляд. — Этот брак был обречен с самого начала.

Нескрываемый гнев, звучащий в его голосе, поразил Хилари. Она невольно вжалась в кресло, словно стремясь избежать удара. А ведь кузина права, думала она. Коннер даже не старается скрыть, что терпеть ее не может… В следующий миг, гордо выпрямившись под его тяжелым взглядом, Хилари поняла, что ничто на свете не удержит ее от поездки в Северную Каролину.

— Хорошо, я еду, — быстро сказала она, опасаясь, что передумает, если позволит себе замешкаться. — Похоже, Марлин и вправду нуждается в поддержке!

Коннер возвращался домой, в загородный особняк на Драконовом Ручье, штат Северная Каролина. И даже мысль о капризах невестки не портила радости от возвращения в родные места.

Всякий раз, покидая шумные города и поднимаясь в горы, Коннер испытывал что-то вроде просветления. Вот и теперь, когда над головой сомкнулся знакомый зелено-золотистый шатер с серебристыми прожилками ясеней и темной хвоей сосен, он впервые за несколько дней вздохнул полной грудью.

Возвращение было нелегким. Коннер много часов без отдыха вел машину. Ломило спину, и болели глаза. Свернув наконец на узкую аллею, ведущую к дому, он сбавил ход. На западе садилось солнце, окрашивая мир в оранжевый цвет и еще сильнее подчеркивая яркие краски осени. На востоке уже ласкали глаз мирные тона сумеречного неба.

Дымные горы — точнее, округ «Драконов Ручей» в Дымных горах — не он один считал красивейшим местом в мире. В любое время года, стоило лишь выйти за порог, перед глазами развертывалась многоцветная панорама гор и лесов. Красота природы никогда не надоедала Коннеру. Он с нетерпением ждал того дня, когда наконец сможет выкупить Драконов Ручей и получит возможность по-хозяйски любоваться прелестью окрестных мест.

Он нажал на кнопку, открывающую боковое окно, и в машину хлынул чистый и терпкий горный воздух. Затормозив, Коннер выключил мотор, откинул голову и несколько минут сидел неподвижно, глядя на далекие горы, тонущие в сгущающейся тьме, наслаждаясь их первозданной чистотой, чувствуя, как растворяются и уходят во тьму все его горести и заботы.

Господи, как же он устал! Проехал на машине пол-Америки, боясь оставить Марлин без присмотра хотя бы еще на день. «Боясь»? Это чуждое слово неприятно резануло его душу. Коннер не привык применять его к себе.

Вот почему он так устал. Страх иссушает душу.

Коннер не мог припомнить, чтобы страх когда-либо влиял на его поступки. До тех пор, пока дядя не продал Драконов Ручей, поставив под угрозу само существование компании, жизнь Коннера беспечно катилась по накатанной дороге, и впереди, казалось, ждали его только безоблачное счастье и неспешный подъем по бесконечной лестнице успеха.