Душекрад - Александр Зимовец

никто ни за что не позовет расследовать их Христофора Викентьича с его собачьим носом, каким бы опытным сыщиком он ни был.

Вообще, конечно, надо было признать, что несмотря на все разговоры, особенно вошедшие в моду в последнее время, о равенстве и естественных правах, со времен Сопряжения дистанция между людьми, пожалуй, лишь выросла.

Когда двести лет назад Черная Орда захватила и сожгла все Черноземье и подбиралась уж к Москве, и когда к Его Величеству явился — по слухам — сам Господь или его ангел, чтобы помочь ее остановить, и даровал ему магию, казалось совершенно естественным, что делиться этой магией он должен с теми, кто близ него, и кому он доверяет. Так-то и вышло, что магией теперь в России владеют дворяне, а подпитывают их — ну, кто ж еще! — их же крепостные.

И хотя Черная Орда давно уж миру не угрожает, так теперь и останется, и будет, вероятно, во веки веков. Одни будут повелевать громами, низвергать на землю скалы и жить по сто лет. Другие будут простираться пред господами ниц, тяжело трудиться и умирать лет в сорок от истощения, в том числе, магического. А между первыми и вторыми будет тонкий слой таких, как Герман: ни то, ни сё, ни в городе Богдан, ни в селе Селифан. Разорившиеся дворяне, мелкие чиновники, купцы, мещане, поповичи, инородцы. И будут они пытаться тоже возвыситься посредством государевой службы, получить собственных крестьян и обрести магическую силу. Но тут, как говорится, много званных, да мало избранных. Шерстистому Христофору Викентьичу точно не светит, это он прав, что не обольщается. Вот у Германа было бы шансов куда как побольше, будь у него правильные знакомства в сферах. Вот только где ж их возьмешь…

* * *

В обширное поместье князя Вяземского они въехали, протрясшись по скверной дороге не меньше часа.Еще на подъезде разбитое шоссе, все в колдобинах, вдруг, точно по волшебству преобразилось в отличную ровную дорогу, прямую и удобную. Впрочем, вероятно, и в самом деле по волшебству: князь мог себе позволить и прямое магическое воздействие, выровнять дорогу и уплотнить под ней подушку прямо силою мысли.

Дальше ехали ухоженным английским парком, проехали аллею с мраморными скульптурами — судя по всему изображавшими весь род Вяземских со времен еще до сопряжения, и, наконец, подъехали к парадному крыльцу помпезного дворца с колоннами и лепным вензелем на фронтоне, возле которого уже стояло несколько явно казенных экипажей.

У основания мраморной лестницы их встретил толстенький, но на удивление проворный низкорослый человечек в расшитой золотом ливрее — должно быть, камердинер. На красном лице его виднелись следы недавних слез. Ну, это неудивительно: смерть хозяина, известно, по крепостным всегда бьет очень сильно.

— Пожалуйте, пожалуйте, господин, — проворковал он каким-то блеющим голоском. — Там ваши коллеги в кабинете собрались, все ждут. Позвольте я провожу.

Обращался он, надо сказать, к Герману, так как, видимо, принял его за главного.

— Ведите прямо туда, — прорычал Трезорцев. — А это письмоводитель, он со мной.

Камердинер осознал свою оплошность, несколько раз поклонился и бросился вверх по лестнице. Герман с достоинством двинулся за ним следом, стараясь на шаг отстать от Трезорцева — тому, видать, будет приятно, если иерархию будет видно.

Герман о князе слышал не раз: в газетах нередко описывались пышные балы в его городском палаццо, на которые собирался цвет московского общества. Еще роскошнее были маскарады, проводимые в его загородном поместье — видимо, этом самом. О каких-то других достижениях Вяземского Герман не слыхал, а сенатская его должность, как говорят, была просто синекурой, и он едва ли появлялся в присутствии даже и раз в месяц.

Дом кишел полицейскими, но по большей части это были обычные городовые и агенты из сыскной в штатском. А голубом жандармском мундире был только один, и он, на удивление Германа, оказался также нечеловеком — эльфом. Высокорослый, со светлыми волосами до плеч, должно быть, отращенными, чтобы скрыть острые уши. Впрочем, характерную эльфийскую угловатость черт лица скрыть было гораздо труднее. Голубой мундир поручика сидел на нем, как влитой, сапоги, похоже, были пошиты на заказ из дорогой кожи, может быть, даже гномьей работы.

— Ваше высокоблагородие, — кивнул он почтительно Трезорцеву. — Место оцеплено, фотограф вызван, все по науке. Сыскные немного наследили, но нестрашно.

— Вы тут откуда взялись, Рождествин? — спросил ротмистр.

— Наблюдал за поместьем по распоряжению барона, — отчеканил тот. — Его высокородие прислал меня сюда, сказал, что князь просил, чтобы в его поместье присутствовал жандармский офицер — «на всякий случай».

— Как интересно… и похоже, что «всякий случай» наступил, не так ли?

— Похоже на то, — эльф с достоинством кивнул.

— Где же вы в ту пору были?

— Вел наблюдение за подозрительной группой мастеровых, в которых заподозрил причастность к заговорщицкой деятельности, так как до того они вели непозволительные разговоры с дворовыми людьми князя.

— И где же вы вели за ними наблюдение? — в голосе Трезорцева послышался плохо скрываемый скепсис.

— В кабаке, — поручик пожал плечами. — А где же еще было наблюдать, коли они туда отправились?

— Прямо вот так, в мундире? — ротмистр взялся за золоченую пуговицу с гербом. — Так себе, должно быть, вышло наблюдать.

— Никак нет, — эльф стоял, вытянувшись в струнку, но, кажется, совсем начальства не боялся. — Наблюдение вел в мещанском платье. В мундир — это я уж переоделся, когда меня в господский дом вызвали. Ну, когда уж все случилось.

— Хорошенькие дела… — пророкотал Трезорцев. — Выходит, я теперь по вашей милости должен по начальству доложить, что в поместье был отправлен мой же сотрудник, и он прошляпил убийство?..

Поручик пожал плечами, давая понять, что он человек (вернее, эльф) слишком маленький, чтобы задумываться над такими политическими вопросами.

— Ладно, — буркнул ротмистр, оглянувшись на Германа. — Об этом потом. Зачем меня вызвали?

— Так вампир поработал, — эльф развел руками. — А вампиры — в нашей компетенции. Я как увидел, сразу велел вам курьера отправить.

— Ладно, ладно, посмотрим, что за вампир, — пробурчал себе под нос ротмистр и направился по коридору дальше, а вслед за ним последовали и эльф с Германом.

Камердинер, не переставая то и дело всхлипывать, привел их в просторный кабинет, все стены которого были заняты шкафами красного дерева, сверху донизу уставленными книгами, большая часть которых была в кожаных или сафьяновых переплетах. Герман про себя отметил, что расставлены они были очень красиво, то есть некто при их расстановке ориентировался явно не на их содержание, а на цвет и фактуру обложки. Смахивало на то, что читал владелец кабинета крайне редко, иначе неизбежно разрознил бы всю это красоту.

В библиотеке толпилось несколько человек в мундирах, переговаривавшихся между собой и куривших, один даже с трубкой. Было также несколько лакеев в ливреях и молоденькая горничная с покрасневшим от слез лицом. Ближе к окну сидел в бархатном кресле грузный господин с полными губами и листал книгу. А возле окна, уронив голову на стол с бумагами и слегка заляпав их кровью, покоился на стуле сам хозяин поместья, невысокого роста мужчина в тонком халате с пышными черными бакенбардами, слегка тронутыми сединой.

— О, и доктор уже здесь, — проговорил Трезорцев, войдя в комнату и осмотрев мизансцену.

— Здравствуйте, здравствуйте, мой дорогой, — произнес грузный господин, отложив книгу на резной столик, поднявшись из кресла и причмокнув губами, словно встал из-за обеденного стола. — Ну, конечно же, я уж здесь, родной мой, как лист перед травой. Как здоровьечко ваше? Сердечко не пошаливает? Вы, помнится, жаловаться изволили.

— Благодарю, в порядке, — сухо кивнул Трезорцев. — Вы что здесь нашли? Точно ли вампир?

— Точно, точно, мой золотой, не отвертитесь. Ваш он, господин Вяземский, его светлость. Как есть, ваш.

— Что же у него, следы клыков?

— Точно так-с, — доложил доктор и сделал пару шагов к столу. — Вот извольте, что мы тут видим?

Он стал показывать на трупе, не касаясь его рукой в кожаной перчатке.

— На шейке у нас две характерных раны, глубина стандартная, личико у господина Вяземского крайне бледное, хотя слуги показывают, что при жизни покойник страдал полнокровием.

— Это сымитировать можно, — уши Трезорцева раздраженно дрогнули.

— Точно так-с, — проворковал доктор, — но вы, драгоценный мой, вот сюда-то посмотрите. Да осторожнее, вы чуть не наступили.

Трезорцев вздрогнул, остановил ногу, которой уж собирался сделать шаг, и взглянул вниз, а вслед за ним — и Герман. Вокруг стола покойного был насыпал ровным полукругом какой-то серый