Звезда флибустьера - Патриция Поттер

Он очень, очень замерз. И, господи помилуй, как же болит все тело! Словно его отстегали кнутом. Сколько времени прошло с тех пор, как ушел Айви? Сколько часов? Смеркается. Значит, прошло полсуток. А как далеко отсюда Филадельфия? Пять, десять миль? Приедет ли Ноэль?

Он не виделся с братом с тех самых пор, как отправился из Бостона в роковое путешествие в Шотландию. Он пробыл почти год в Англии, потом — три года на английском военном корабле, как насильно завербованный матрос, и потом еще четыре он занимался пиратством. Военный фрегат англичан попал в плен к пиратам. Спаслись от кровавой бойни только он и Айви. Пираты предоставили им выбор: примкнуть к ним или погибнуть так же, как весь экипаж.

При таком дьявольском условии Джон Патрик и Айви решили уступить, имея в виду бежать, как только повстречаются с англичанами. Однако Джон Патрик вскоре обнаружил, что темная сторона его натуры легко приспособилась к существованию в братстве воров. Не вызывало у него угрызений совести и то, что они грабили главным образом английские суда. Англичане украли три года его жизни, и он был не прочь заставить их расплатиться подороже.

Он питал отвращение к кровожадности предводителя, к его страсти убивать и постепенно приобрел в команде поддержку, достаточную, чтобы оспорить у него командование кораблем. Он выиграл спор, победив в схватке не на жизнь, а на смерть, и все же не обрел полной свободы. Если бы экипаж решил, что их капитан способен дезертировать и бросить их на произвол судьбы, они бы убили его без долгих размышлений. Став капитаном, Джон Патрик сократил число нападений на английские корабли и запретил беспричинные убийства. За полтора года он стал очень богатым человеком и тщательно, в высшей степени тщательно подобрал команду, которая была бы верна ему, а не пиратскому братству.

Холодно. Как же ему холодно! Он попытался думать о Карибах, о теплом сине-зеленом море, которое меняло цвет в зависимости от положения солнца, и о белых, излучающих тепло, песках. Как все это не похоже на ледяные, свинцово-серые воды Делавера.

Он свернулся клубком. Он вспоминал о доме, о Ноэле, которого обожал, когда был еще ребенком, о Кэти, которую любил, как будто и впрямь она была его сестрой. О матери. О том, как она с лучезарной улыбкой глядела на отца. Он всегда задавал себе вопрос: будет ли и в его жизни подобная страстная любовь! Ни у Кэти, ни у Ноэля такого не было.

Ноэль. Приедет он или нет?

Сам он, вернувшись из колонии почти три года назад, сначала продавал оружие мятежникам. Затем был комиссионером по снабжению. Из-за роялистских симпатий Ноэля Джон Патрик, питавший яростную ненависть ко всему английскому, не искал с ним встречи, несмотря на то, что в детстве так любил его. Один господь знает, как же не хотелось ему и теперь обращаться к нему за помощью.

Он пошевелился, тело пронзила острая боль, из раны снова потекла кровь. Но спать нельзя. Нельзя спать до возвращения Айви.

Думать о тепле. Думать о восходах солнца. Он всегда любил рассветы — и мальчиком, и когда вырос. Рассвет — это всегда надежда. Новый день, новая жизнь. Рассветы и Айви — вот что спасло ему жизнь на английском флоте.

Когда же наступит рассвет?

* * *

Джона Патрика нашел Айви. Он прочесывал кустарник, а следом за ним шел Ноэль, знавший, что это рискованно. Лучше было бы остаться в фаэтоне на случай, если вдруг появится английский патруль, но это было выше его сил.

До сих пор им везло. Они легко миновали сторожевой пост, выдавая Айви за безумствующего мужа, у которого рожает жена. Их еще два раза останавливали, однако Ноэля знали как личного врача генерала Хоу. То, что они так легко миновали патрульные посты, вызывало у спутника Ноэля раздражение не меньшее, чем облегчение. Он не выпускал пистолет из руки, хотя и прятал ее теперь под плащом.

Они ехали уже три часа, когда швед велел Ноэлю свернуть с дороги в лес. Он остановил фаэтон у заброшенной хижины. Швед спрыгнул на землю и предупредил:

— Если здесь не будет повозки, когда я вернусь, я тебя выслежу и убью.

— Я пойду с вами, — успокоил его Ноэль.

В серых предрассветных сумерках Ноэль различил суровый взгляд шведа, прежде чем тот побежал, согнувшись, к реке. Ноэль едва не упал, наткнувшись на шведа, который наклонился над недвижным телом. Ноэль оттолкнул его в сторону, приложил пальцы к артерии на шее брата, нагнулся и прижался ухом к его груди.

— Джонни?

Никакого движения.

Ноэль громче позвал брата по имени, встряхнув его за окровавленную рубашку. Раздался стон.

— Джонни, — повторил Ноэль.

Так ласково называли Джона Патрика в семье, когда он был мальчиком, и к этому родных приучил сам малыш, говоря: «Джонни хочет вот это», «Джонни хочет вот то».

— Ноэль?

Голос у Джона Патрика был слабый, едва слышный. Но он был жив!

Слава богу, пока жив.

— Эй, братишка. Во что, черт побери, ты вляпался на этот раз?

Он почувствовал, что Джон Патрик дрожит. От холода у него стучали зубы. Ноэль нагнулся и хотел было поднять его, но швед рявкнул:

— Я возьму.

— В хижину, — приказал Ноэль.

Швед двигался быстро. Когда они добрались до хижины-развалюхи, Ноэль достал сверток, приготовленный Малькомом, и последовал за Айви внутрь. Верзила-швед опустил Джона Патрика на грязный пол.

— Зажги свечу, — сказал Ноэль.

Засветился слабый огонек. Ноэль быстро осмотрел раны Джона Патрика, предварительно разрезав и сняв с него грязную, мокрую одежду. Потом он закутал брата в одеяла. Хорошо бы разжечь огонь, но малейшая струйка дыма привлечет внимание англичан. И если они найдут Джона Патрика, то повесят.

У брата были три серьезные раны и настоящая россыпь небольших. Одна пуля, очевидно, прошла через левое плечо, задев кость. Другая застряла в бедре. Пострадала и голова. Больше всего Ноэля беспокоила пуля, застрявшая в теле Джона Патрика. Кровотечение из ноги прекратилось из-за примитивной повязки, наложенной шведом. Однако оно может опять возобновиться, когда он извлечет пулю. Судя по виду, Джон Патрик потерял уже много крови. Он был очень бледен, пульс едва прослушивался. И, наверное, он должен испытывать ужасную боль. Но вынуть пулю необходимо, иначе он почти наверняка умрет от внутреннего нагноения.

А сейчас надо бы его прежде всего согреть. Ноэль снял с себя плащ и накрыл им брата. Он не хотел делать операцию в таких условиях, но и медлить было нельзя, положение могло только ухудшиться. От толчков фаэтона по ухабистой дороге пуля уйдет еще глубже в ткань тела, если везти брата в Филадельфию. Слава богу, что он захватил с собой опиум, раздобытый благодаря любезности англичан. Ему он потребуется еще в большем количестве в ближайшие несколько дней.

Ноэль взглянул на шведа.

— Ты не посторожишь у дверей?

На лице того при колеблющемся пламени свечи он заметил явную подозрительность.