Дом с Балконом. Путь четырех Лун - И. Лири

И как я смогу с вами расплатиться? Хорошо, что вы свадьбы тихие сделали… Мы бы точно не смогли тогда такие дорогие подарки сделать.

Екатерина почуяла каким-то чутьем, что в этих словах есть неизвестный ей смысл. Почувствовала, как самые обычные слова Галины, отбрасывая черные тени, разлетаются острыми тонкими иглами и вонзаются в лица подруг. Екатерина заметила, как их мышцы на лице почти незаметно дергались на каждое ее слово. Но вслух ей никто ничего не ответил.

Сейчас Екатерине уже хотелось выронить вазочку и разбить, наконец, громким «Бум!» эту натянутую как струна, неловкость. Но она только покрутила ее в руках, незаметно вытирая вспотевшие пальцы о подол своего торжественного платья.

Выдержав небольшую паузу, Галина снова заговорила:

— И еще… я поняла… я вдруг осознала, что дома мы не пьем чай. У меня даже чайника заварочного нет. Нет! Вы не подумайте, чайные пакетики, конечно же где-то есть. Иногда моя мама заезжает, иногда его… Но заварочного чайника нет. И пакетики те же…что и на работе. Ну вот… вы, наверное, подумали какая я скряга? — она, виновато улыбаясь, обвела всех взглядом, но никто не нарушил Главное Правило. Все промолчали, и она продолжила: — Вы не подумайте, ничего такого! Просто я беру в супермаркете знакомую пачку, и все. Я же все равно не разбираюсь в нем. И не пью чай дома.

И снова пауза.

— Наверное, вы сейчас хотите спросить, что же я пью дома? — пробормотала она себе под нос так тихо, что Екатерине пришлось напрячь слух. — Я запиваю готовый ужин из доставки, который закупаю на неделю, водой из кулера… и … иду и валюсь на кровать. И молюсь о том, чтобы меня никто не трогал. Чтобы никто не позвал в ванную, потому что там очередной засор. Или в туалет, потому что там вдруг закончилась туалетная бумага. Или на балкон, потому что белье почти улетело, и его никто не может собрать с пола кроме меня. Или нужно улыбаться и виновато кивать в экран дочкиного ноутбука, потому что в девять вечера их Классная проводит видеоконференцию об успеваемости и поведении наших лоботрясов в школе. Хотя… это лучше, чем выкляньчивать у начальника разрешение уйти пораньше и, сидя в душном классе сгорать со стыда, выслушивая отрывки из их сочинений и докладов. Потом… Потом, оправдавшись перед тысячей своих начальников в том, чего он не сделал, или не так сделал, или и не знал, что нужно было сделать, рядом валится Влад. И после того, как он захрапит… а храпит он, не дай, Боже! я тихонечко выбираюсь на кухню и достаю свой бокал. Нет! Вы ничего не подумайте! — замахала руками Галина. — Я не алкоголичка или еще чего там… Это только один бокал красного вина… Без него я вообще никогда не усну — так и буду вскакивать на любой звук и бежать куда-то: или пробивать засор, или копировать документ, или на какую встречу… Влад как-то, даже, пытался поставить вопрос ребром и заставить меня обратиться к психологу. Когда поймал меня в ночнушке на пороге. Еле отбилась… Обошлось неврологом и отпуском. Вот такая вот я…

Галина замолчала. Она сидела какое-то время опустив голову и сосредоточенно ковыряя заусенец на указательном пальце и не заметила, как несколько завядших лепестков оторвались от розы в волосах и упали на пол.

Сердце Екатерины сжалось. Перед глазами тут же всплыла хорошо знакомая ей картина «Бокал в раковине». Она с болью смотрела на Галину и перебирала в голове постояльцев, которые вот так же, незаметно и тайно от мужей или жен, пробирались ночью на ее кухню и оставляли в раковине несличимый след своей слабости — бокал из-под вина. Екатерина давно уже не держала в Доме алкоголь, не в силах смотреть на то, как семейный обед или ужин, а часто и то другое, превращаются в семейную войну за неприкасаемое право «расслабиться в отпуске». Но бокалы все равно появлялись. Почти каждое утро. А последние дни — каждое.

— Чай! — вдруг вспомнила о чайнике Галина и вскочила. — Он, наверное, уже сто раз заварился!

Она разлила по чашкам чай, не обратив никакого внимания на разлившееся коричневое пятно под чайничком, и только суетливо беспокоясь о том, сколько нужно наливать заварки? И нужно ли добавлять воду из чайника? И нормальная ли температура у чая? И нужно ли ей было побеспокоиться о сахаре, ведь сама она не кладет его в напитки… Когда ее подруги, наконец, хлебнули из чашки, она застыла в ожидании, так и не глотнув из своей.

— Ну? Как? Не похож на окурки? Стоит он моих денег?

Екатерине, немного ошарашенной условиями конкурса, где, как оказалось, членам жюри чай не подают, очень хотелось громко ответить: «Твоих денег, может, и стоит. Но как узнать стоит ли он моего времени?» Но она лишь снова покрутила в руках запотевшую вазочку с орешками и… не заметила, как отправила один из них себе в рот.

Никто так и не ответил Галине, пока она, немного растерянная и раздосадованная, не поставила свою чашку на блюдце. Но как только раздалось веселое «дзинь» дна чашки о блюдце, Третья громко выдохнула и, как ни в чем ни бывало, объявила подруге, что ее часть выступления закончилась.

— Теперь от тебя требуется сформулировать итог в соответствии с идеей нашего конкурса, — бодро сообщила она ей.

Галина, обескураженная таким внезапным окончанием ее драмы, растерянно хихикнула.

— И все?! Ну… что-то я об итоге-то и не подумала…

Светлана открыла было рот, чтобы снова прийти на помощь подруге, но Третья уверенным движением пресекла этот порыв, закрыв ей рот своей ладонью.

— Ну… Наверное… может быть… «Чай и мое время»?

Екатерина нетерпеливо поерзала на стуле. «’’Время — деньги’’, назвала бы я этот ваш конкурс» — рвалось из нее. Но она промолчала.

— «Мой чай. Мое время. Мои деньги» — неожиданно повторила Галина ее мысль, и Екатерина от неожиданности чуть не выронила вазочку с орешками.

Она удивленно посмотрела на Галину, но та застыла, о чем-то задумавшись. Все поняли, что это был не окончательный вариант и тоже замерли в ожидании.

— А знаете что! Нет, не так. Звучать это должно по-другому. «Мои деньги — мой чай, моя жизнь». Нужно не бояться брать свое. Особенно, если за это дорого расплачиваешься. Вот так!

Екатерина не знала, что и думать. Она не знала, что на это подумали другие, поэтому просто присоединилась к их аплодисментам.

Сервиз Галины был быстро убран на вспомогательный столик, и