Когда убивают футбол: игра по-русски - Марк Фурман

Во дворе старой московской пятиэтажки стояло несколько машин. Руслан загнал «Москвич» подальше в угол, включил противоугонное устройство. С полиэтиленовыми пакетами в руках оба поднялись на третий этаж. Ни дать, ни взять, трудолюбивые дачники, возвращающиеся после праведных загородных трудов.

— Заждался, заждался, проходите, хлопцы, — радушно встретил их с порога хозяин. — Мойте руки и к столу. — Встретивший их высокий крепкий старик был в белой рубашке и при галстуке, в черных, в серую полоску брюках.

— Только-только люди ушли, — пояснил он. — Уже интересовались, что к чему.

— Сообщайте, Трофим Алексеевич, что заказ выполнен точно и в срок, — отчитался Руслан. — Троих, включая Ницкову, сегодня в полдень и замочили. С сегодняшнего вечера уходим на дно. Ствол Толяна сбросили по дороге в речку.

— Хорошо, хорошо, — суетился хозяин, — располагайтесь, а я отойду, звоночек сделаю. — Он вышел в соседнюю комнату к телефону, набрал номер. Сказав всего пару фраз, вернулся довольный.

— Знал ведь, Русланушка, что не подведете. Ты-то мастер, профессионал, а Толян — впервые. Давайте по стопарю. Хоть и жара, но в такой денек лучше водки лекарства нету.

Старик разлил «Кристалл» во вместительные хрустальные рюмки-полусапожки. Чокнулись, выпили, закусили.

— Включи ящик, Трофим Алексеевич, — попросил Руслан. — Уже без двух девять, сейчас «Время» пойдет.

На экране возникла энергичная Екатерина Гордеева в светлом легком костюме:

— Главные новости дня, — начала диктор. — Государственная дума приняла закон о повышении пенсий… Террористы взорвали автобус с туристами в Иерусалиме… Депутат Госдумы Владимир Житомирский выехал с визитом на Ближний Восток…Крупная автокатастрофа во французских Альпах…

— Пока о Ницковой ни слова. Давайте по второй и рассказывайте что к чему.

— Ну, подъехали мы туда, — начал Руслан, жадно осушив рюмку, — огляделись, ни души. Во дворе «Мерс» стоит. Заглянули в окно дома, там трое за столом. Ницкова с подругой и мужик, полураздетые, пьют пиво. Плохие… С бодуна что ли? Мы вошли, наставили стволы. Так и так, говорю: «Выкладывайте сто тысяч зеленых, иначе…»

— Таких денег нет, — кричит Ницкова, — приезжайте завтра. Нет, лучше — послезавтра, еще до Москвы доехать и собрать надо. А убьете нас, так пустыми и уедете.

— Тут я выстрелил в нее, потом сразу в подругу. Толян отключил мужика. Еще в каждого по контрольному, и ходу.

— Так ничего и не взяли? — засомневался старик.

— А что брать-то? Да и указаний таких не было. Даже если бы бабки дали — все равно застрелили бы.

— Так, выйдем, Русланчик, перекурим. Надо кое-что уточнить. А ты, Толян, покушай, выпей еще. Не стесняйся, расслабься, заслужил, орел.

Хозяин со старшим из киллеров вышли на кухню. Закурили, прикрыв дверь:

— Что ж ты, Русланчик, компанией? Я ведь тебя одного ждал.

— Тут, Алексеич, такое дело. Не моя вина, рыбаки помешали. Достал уже ствол, но… Все-таки место не глухое, и средь бела дня.

— Ладно, исправим, условия надо выполнять. Знаешь правило — заказчик всегда прав?

— Сколько?

— Как и договаривались, сто зелеными, делим пополам.

— А его как уберем?

— Так и быть, возьму на себя. Есть одна надежная вещица. Иди отвлеки, выпей с ним еще, закуси.

Руслан вернулся в комнату, разлил оставшуюся в бутылке водку. Сам пить не стал, порядком захмелевший Толян, опрокинув предложенную стопку, пошел к телевизору. Начал переключать кнопки, искать подходящую программу. Тут-то Алексеич сзади и обрушил на него страшный удар обухом топора, завернутого в полотенце. Еще два таких же удара в голову довершили дело.

Квартира Ницковой находилась в элитном четырнадцатиэтажном доме, неподалеку от станции метро «Рижская». У входа в подъезд переговорное устройство, кодовая система, внизу — верзила охранник в камуфляжной форме с металлическим значком фирмы на груди.

Поднявшись на шестой этаж, Корначев с Журавлевым позвонили в шестнадцатую квартиру. Здесь их уже ждали. Из прихожей прошли в просторную, со вкусом обставленную гостиную: импортный гарнитур из карельской березы, картины на стенах, похоже — подлинники. Навстречу поднялись ребята из МУРа, подчиненные Журавлева. Помимо них, в комнате находился незнакомый лысоватый блондин средних лет в легком костюме и темных очках. Он растерянно встал при появлении вошедших, отложив в сторону какой-то журнал в красочной обложке.

— Только мы вошли, товарищ подполковник, заперли дверь, как вскоре я услышал, что кто-то открывает наружный замок, — доложил один из оперативников. — Мы чуть подождали, и этот гражданин своими ключами отпер обе двери: и наружную, и внутреннюю. Пришедший представился, что он — Лебедянский Лев Романович, профессор Института мировой литературы, друг Екатерины Ницковой. Затем добавил, что здесь неоднократно бывал, имеет собственные ключи от квартиры.

Лебедянский пригладил редкие светлые волосы, мимоходом поправил галстук. Глядя на Журавлева, единственного из присутствующих в милицейской форме, он сказал:

— Вы, как я понимаю, из органов. Наверное, нам необходимо объясниться…

Назвавшись профессором Института мировой литературы, Лев Романович ничуть не покривил душой. Живя на вполне приличную, потом очень скромную и, наконец, чисто символическую зарплату, он занимался любимым делом с начала своей научной литературной деятельности вплоть до середины девяностых годов.

О, великая эпоха перестройки! Едва она грянула, как даже очень образованные люди, а таковым, безусловно, являлся профессор столь престижного института, оказались ввергнутыми в пучину нищеты или рискового бизнеса и экономических приключений. И если бы не знакомство с Ницковой, происшедшее около двух лет назад, когда они, возвращаясь из Санкт-Петербурга, оказались в одном купе, еще не известно, как бы сложилась судьба известного литературного критика.

… «Красная стрела» шла полупустой, после взаимных улыбок между ночными попутчиками завязалась непринужденная беседа. Что и говорить, Ницкова, к тому времени возглавлявшая солидное книжно-журнальное издательство «Фаворит», оказалась бесценной находкой для скромного, едва сводящего концы с концами профессора.

Лев Романович не издавался уже несколько лет, понятно, не по своей вине. Сейчас мало кого интересовали его исследования творчества даже таких великих поэтов, как Борис Пастернак и Анна Ахматова. Потоки детективов, дамских романов и прочей макулатуры запрудили республики бывшего Союза.

— Конечно, Лев Романович, я как женщина слабовольная и без комплексов предпочитаю более легкое чтение, — кокетничала Ницкова. — Чейза или Пронина на ночь. Но почему бы не помочь достойному человеку? Заходите со своими трудами, что-нибудь придумаем. В юности я просто обожала лирические стихи, возврат в прошлое одинокой женщине не помешает.