Клуб алкогольных напитков - Айгуль Айратовна Гизатуллина

что он вот-вот только улыбнулся вам в толпе, а сейчас уже смешит вас до упаду за вашим столиком.

Благодаря своей харизме и природному таланту к обману, Суррогат всегда был замешан в мошенничестве и в плохой игре. Но ему везло, практически постоянно, что аж в его узком кругу друзей поговаривали, что ему соблаговолит сама богиня Удачи. Хотя кто его знает, возможно своими сладкими речами он и ее обвел вокруг пальца.

Уверенность в самом себе — это его кредо. Он часто рискует, но в его мире по-другому не сделаешь себе имя, он в этом не сомневался, в связи с чем не чурался браться за любую «грязную» работу, уничтожая на своем пути и молодых, и зрелых, даже женщин.

Но, как и у всех, даже у столь плохого парня, были слабости. Одна из них — его отец. И лишь избранные знали, что это Самогон. Да-да, мои дорогие читатели, вы не ослышались, тот добрый старик с сединой в бороде, и есть создатель этого никчемного отпрыска. И как бы грустно здесь не звучала фраза Тараса Бульбы3: «я его породил, я его и убью» в этой истории, к сожалению, имеет место быть — так как мы были уже свидетелями того, кто собрал весьма неприветливую компанию в том самом богом забытом баре.

Сам же Самогон не хотел так далеко заходить в своих деяниях. Он лишь думал о том, чтобы припугнуть паршивца, но тут появилась как никогда кстати Мартини и все завертелось в разброс планам. И стоя сейчас в захламленной, грязной маленькой своей квартирке и попивая горячительное, горе-отец все еще надеялся, что все пройдет гладко и без лишних жертв, ведь какими бы не были непослушными и «плохими» дети, инстинкты крови никогда не отступают.

Так же стоя у окна и всматриваясь в ночной город затерялась в своих чувствах и малышка Саке. Даже зеленый чай с мелиссой не согревал ее нутро, будто издеваясь над ней. Она вспоминала этого юнца, что так резко ворвался в ее жизнь, что она даже понять не успела, когда он пробился и осел в ее холодном сердце. Такой таинственный гайдзин4 с черными как крыло ворона глазами и чувственными губами встретился ей на одном из вечеров в честь празднования Сэйдзин-но хи (день совершеннолетия). Саке не помнила год, лишь то, что это был январь, и шел снег, создавая картину совершенства.

В баре, куда она была приглашена столпились мальчики и девочки, в честь кого и шло данное пиршество. В традиционных нарядах, то бишь в зимних кимоно особого покроя с длинными рукавами, что мы называем фурисодэ, в меховой накидке с поясом оби и в специфичных шлепанцах дзори расхаживали еще такие молодые японки.

Гайдзин, что привлек взгляд Саке был, как и все парни данного общества, в мужском традиционном кимоно и в жакете хаори. Естественно, ему не особо шел сей наряд, ибо повадки чужестранца с большими глазами и его чрезмерная вальяжность можно было заметить еще издалека. Он был как раскидистый дуб среди полей никчемного кустарника, как звезда среди беззвездного темного неба.

Окунаясь во всем внимании красавиц и красавцев вокруг, Саке сомневалась, что сможет привлечь его внимание. Но судьба решила иначе, ведь едва он оторвал нахальный взгляд от одной из девиц, как мгновенно замолчал и растворился в очаровательной представительнице своего вида.

Саке нельзя назвать уникальной и чем-то особенно привлекательной японкой, но была в ней загадка, которую так мечтал с того дня разгадать Суррогат. Он делал все, чтоб заполучить ее всю, но постоянно разбивался об непробиваемые скалы ее холодной личности. Скромное «хай»5 и «ие»6 Саке будоражили все его естество и сводили с ума.

Они часто проводили время вместе. Но дальше легкого поцелуя в щеку их отношения не зашли. Суррогат так и не понял, что девушка вообще чувствовала относительно его. Неужели есть еще такие особы, которых он бы не умаслил? Как такое вообще возможно?

Суррогат как неожиданно появился в Японии, так резко и исчез. Лишь прощальная записка для возлюбленной гласила: «Мы еще встретимся». И вот вытащив и в очередной миллионный раз перечитывая ее, Саке посмотрела в окно, надеясь среди этих холодных кирпичных стен чужого города различить его силуэт, будто вот он спрятался за тем фонарем и лишь ждет подходящего момента, чтоб подойти и сказать: «А вот и я». Но это была лишь обманчивая фантазия, как бы не приятно в это было верить.

Чай остыл в тяван7.

Печать моя тоже.

Лишь зима еще помнит о нашей любви.8

На этой грустной ноте, друзья давайте вернемся к другим персонажам нашего рассказа, в частности, к Рому и Шампанскому, которых мы все еще оставили выходящими из бара.

Придерживая пьяную в стельку подругу, прекрасная блондинка кое-как перебирала ноги. Виной всему этому была не только Ром и алкоголь, но и узкое коктейльное платье а-ля 20-ые9, что так эффектно выделялось своей дороговизной и металлическими вышивками, бисером и стеклярусом. По идее, оно должно было быть свободного кроя, но Шампанское изменило его на свой вкус, то бишь натянув на пару размеров меньше, тем самым сексуально выделив свою фигуру песочных часов.

Едва они вышли, подул резкий ветер, заставив девушку покрыться неприятными мурашками. Она попыталась на сколько это возможно завернуться в перьевой белый шарф, который абсолютно никак не защищал от данной погоды, тем самым подпортив хмельное настроение.

— Черти, холодно как в Лох-Суилли10, — выругалась Ром.

— Да, это не Палм-Бич однозначно, — поддержала ее подруга.

— Где мой сюртук? — резко остановившись спросила Ром.

— Ты о том изношенном до дыр, а то и поеденным корабельными крысами, плаще? — уточнила Шампанское и не дожидаясь ответа, продолжила, — я выбросила его сто лет назад.

— Женщина, ты беспощадна, — то ли пошутила, то ли просто констатировала факт пиратка.

— Ты выглядела в нем убого! — защитилась блондинка.

— О святые, да кому какое дело на мой вид? В нем было удобно и тепло.

— Мне есть дело!

— Ты слишком помешана на красоте, милочка, — пожурила подругу пьяная особа, от чего та только фыркнула. — Ну вот посмотри на себя, ты же сегодня вылитая как ее там, ах да, Мэрилин Монро!

— И что? — не догоняла пьяного лепета Рома Шампанское.

— А то, что ты была и есть красотка в любом виде! Не стоит себя недооценивать.

— С чего ты вязла, что я себя недооцениваю? — усмехнулась та.

Ром остановилась как вкопанная и резко