Al Azif. Книги I-III - Винсент О'Торн

собой биту, потому схватил шеф-нож из подставки на кухне и огляделся. Условный червь мелькнул мимо парадных дверей, так что выбора у меня, по сути, не было. Я побежал к чёрному входу и выскочил наружу. Всё во мне сжалось, но я продолжал убегать, вдыхая ночной воздух, слыша, как позади разрушается мой дом. Забор не был мне помехой, так как валялся по всей округе в таком виде, будто бы его пропустили через мясорубку. Зачем? Зачем я решил обернуться? Это было лишним, но время не отмотаешь. Хотя, я подозреваю, что ОНО не знает слово время, а я не знаю, как называть эту штуку, кроме как ОНО. Студенистая мерзость сидела на крыше моего дома, облепив её и весь второй этаж. Из его тела, сползающего вниз, будто тающее мороженное вылезали щупальца, которые сокрушали созданное человеком. Щупальца пролезали в окна, дробили черепицу, вытаскивали мебель наружу, будто потроша здание. Гроза дала первый залп, осветив картину, представив мне весь сюрреалистический ужас. Я закричал и бросился прочь, убегая всё дальше в сторону леса. Я увидел, увидел, что существо было слеплено из множества тел и частей тел, взятых от различных людей. Я видел там и полицейских, и свою родню, которые махали мне, смотря пустыми глазницами и улыбаясь, и я увидел некоторые лица, которые раньше смотрели на меня лишь с фотографий в интернете. В плоть были вживлены многочисленные мобильные телефоны, которые постоянно звонили, а в одном из щупалец была зажата трубка, соединённая, судя по всему, с телефонным кабелем. У существа была и своя страшная морда, отдалённо напоминающая лошадиную, если с неё содрать кожу, и к этой морде была приставлена трубка. Я почти слышал это замогильное «АЛЛО!», выходящее из мерзкой пасти. Морда посмотрела на меня, и я узнал эти два горящих глаза. Эти огни большого города, два мёртвых фонаря Неонового Некрополя. Те, что ослепили меня в детстве, поселили страх в моей душе. И, хоть тогда я и спасся, но попал прямо в сети немыслимого существа. Оно издало громкий вопль мне вслед. Скрываясь в тени пихт, я знал, что больше мы друг друга не забудем.

С легионом младых

Я заглушил двигатель своей свежевзятой в кредит KIA, немного посидел на месте, а затем вышел на свет божий. Нет, с такой формулировкой, я явно погорячился. Всю дорогу меня мучала жара и солнце, висевшее в полуметре над Землёй, но именно в том месте будто некто ввёл в стазис период сумерек, отпуская его лишь для становления ночью. Да и кому принадлежало то место, сказать было сложно. Хотя, со временем, некоторые догадки ко мне пришли. Особенно после изучения полуразвалившихся томов, особого толка, которые мне, после долгих убеждений и споров, на пару часов представил один московский библиотекарь. Истинно проклятые книги, которые он в своё время спас от уничтожения и прятал на чердаке, пока не сменилась власть в начала девяностых.

Вдохнув, глубоко вдохнув воздух, я понял, что запах всё же остался знакомый. Из детства. Он стал более, скажем так, жидким, ведь из деревни, где я провёл все дошкольные годы, да и часть школьных, практически полностью исчезло присутствие людей, а, соответственно, отсутствовали и сельскохозяйственные животные. Единственным человеком, по моим данным, должен был быть охотник Василий, чей дом находился немного в стороне. Мне дали его контакты на крайний случай, но лично мы знакомы не были никогда. В любом случае, сейчас я это больше не называю деревней. Я обычно говорю ТО МЕСТО.

Я шёл по сухой земле в трещинах, по направлению к тому, что раньше было дедовым домом, собираясь перепарковаться, когда пойму, где лучше это организовать. В моей памяти это было не особенно крепкое строение из бруса с покатым полом. В памяти моего отца это был достаточно неплохой дом, в котором не грех было и зимовать. Сейчас я ожидал там увидеть, в лучшем случае, целую крышу. Казалось бы – зачем мне сюда ехать? До конца мне это и не было ведомо. Возможно, я просто захотел провести выходные в месте, которое я когда-то любил. Стоит признать, у меня иногда даже были идеи приезжать сюда чаще, привести дедов дом в божеский вид, проводить здесь лето. Идеи растворялись так же быстро, как дорожки водомерок на местном пруду. Мёртвая деревня никак не предрасполагала к тому, чтоб в ней весело проводить время. Она прям была противоположностью этой идеи. Стоит сразу же открыть все карты, мне кажется. Была ещё одна причина, по которой я сюда приехал. Мне стоило сразу сознаться себе, что она была основной. Мне стоило подготовиться.

Добравшись до дедового дома, я обнаружил, что внутри вполне можно находиться. Была цела крыша, стены и даже печь. В пыльном буфете, чьи стёкла в дверцах давно не пропускали свет, была целая посуда, какие-то доисторические пакеты чая и даже банка варенья, которая, впрочем, наполовину состояла из плесени. Из окна, засиженного мухами, некоторые из коих бездыханно лежали на подоконнике, виднелся огород, заросший трёхметровой травой, а позади него – лес. Я снова вышел наружу. Лавочка возле пустой будки и перевернутый стол рядом предлагали устроить пикник. Пройдясь по двору, я заглянул в хозяйственную пристройку, с удивлением, обнаружив там запас дров. Видимо, они лежали с последнего отцовского пребывания в доме. Последней его ночи, когда он дал дёру отсюда, обгоняя ветер. Потом он сидел на кухне, в нашей городской квартире, хлебая водку и рассказывая мне какой-то абсурд. Абсурд. Этот абсурд недавно начал сниться мне, и так явно, будто я ходил по этому огороду, раздвигая руками конопляно-крапивную чащу.

С одной стороны, отцу я тогда не особо поверил, с другой – это, в принципе, сочеталось с тем, что помню из своего детства я. Из той его части, которую я проводил тут с дедом, пока он был жив. Бытие тогда было похоже на какую-то магию, которая рассеялась, когда мне стукнуло лет семь-восемь, точно не помню. На тот момент, я уже начал ездить сюда с родителями, и с дедом мы «виделись» несколько раз в году, разве что. Я порой рассказывал про те чудеса, но мне никто не верил, надо сказать. Правда, я уверен, что дед лишь изображал недоверие. Разница между мной и отцом, когда ему открылась обратная сторона этого места, что я не испугался. Я был восхищён тогда. Если б я испугался, то может быть и не вернулся, но тогда не стояла бы точка