Призрачные дороги - Галина Ли

Жрица покрутила в руках самодельные синие бусы из любовно отшлифованной ляпис-лазури и тяжело вздохнула.

Девчонка стала очередным просчетом. Иска оказалась беременной и настолько трусливой, что ей не хватило сил встретить свою судьбу.

Иногда пророчица видела в Танту душу Иски. После смерти она боялась Айелет не меньше, чем при жизни, и моментально пряталась в плотном тумане.

Может, поэтому дар теперь отзывался так неохотно и так… неправильно?

Да, это была ошибка. Но что сделано, то сделано — на поиски нового подходящего тела, способного принять дар провиденья, просто нет времени, а старое не пережило бы зиму. Пророчица не могла так рисковать. Да и нельзя идти против видений. Если в зеркале возникла именно эта девчонка, значит… так тому и быть. Не ей, грешной, ругать путь, уготовленный богами. Юссе виднее.

Ничего, постепенно все утрясется. Главное — дотянуться до малышки. Нет! Главное — уничтожить демона! Это он — причина слепоты Айелет!

Неожиданно перед глазами вспыхнул на миг и погас образ далекого города, высокая гранитная стена и воин, пронзающий сердце гребнистого чудовища. Волосы воина были цвета меди.

То самое долгожданное видение! Проясняющее избранный путь.

Айелет, рухнув на колени, не обращая внимания на боль в ногах, истово зашептала:

— Спасибо, спасибо, Пресветлая матерь!

И лишь потом нахмурилась — видение расходилось с планами жрицы. Ну что опять не так?!

* * *

— Подымайся, парень! — грубый тычок в бок привел Эли в себя. — За тобой пришли.

Юноша сел, окинув говорящего мутным со сна взглядом, но переспрашивать не стал. Эли без вопросов понял, кому потребовался. Сотник Рои приходил лишь в том случае, если за его новым драконом присылали гонцов из главного храма. И каждый раз на жестком, выдубленном ветром лице мужчины отражалась смесь детского любопытства и недоверия. В Гиле даже у самых надежных стен росли уши: слухи о том, зачем Эли выдергивают в Небесный храм, в конце концов, дошли до командира майджа[4]. Теперь он искренне недоумевал: что же такого особенного было в этом юнце? Что тянуло к нему саму пророчицу? Это волновало не одного Рои — многие из новых товарищей вчерашнего деревенского паренька пытались подобраться к нему с вопросами. Но без толку — юноша лишь мрачно отмалчивался. Он вообще теперь больше молчал. И почти не улыбался. Жизнь Эли, такая простая и ясная, все больше запутывалась с каждым днем.

Тогда, после обряда… Иска оставила Эли на ночь. Именно эта ночь стала точкой отсчета его новой жизни. Ночь, когда Иска снова ему отдалась. Вот только юноша теперь не знал, что думать. Рад он этому или не рад.

Не было больше той Иски, к которой Эли привык. Обряд открыл новую девушку. Она дарила такие наслаждения, о которых юноша даже подумать раньше не мог. И учила такому… о чем говорить-то стыдно. Его Иска так не умела. Она стала как…

Юноша сердито мотнул головой, не желая даже мысленно произносить слово, порочащее, пятнающее Иску и его любовь. Невесело усмехнувшись, потянулся за шерстяной туникой, но передумал и сотворил иллюзорный плащ: какой смысл что-то надевать, если вскоре вновь окажешься в постели?

Эти ночные встречи терзали сердце юноши, словно удары тупого ножа: и раны неглубокие, а не затягиваются, ноют; ноют каждый день. Эли несколько раз пробовал поговорить с девушкой, но она лишь недовольно хмурилась. Незнакомо хмурилась, не так, как раньше. И резко обрывала: "Не надо об этом, Эли. Ты не понимаешь!".

А он, правда, не понимал такую Иску. Да и не Иска это была, а великая пророчица по имени Айелет. Днем — властная, жесткая и холодная, как снег на вершинах. Жаркая, страстная и бесстыдная — ночью.

Наверное, лучше всего для Эли было бы вовсе о ней забыть, он чувствовал — девушку тяготит присутствие бывшего возлюбленного. Поэтому и выбрал себе не службу в храмовой охране, как она предлагала, а попросился простым солдатом к драконам. Он бы вовсе вернулся в деревню… Если бы только не сны, в которых Иска плакала и просила: "Помоги!". Если бы не испуганное "не уходи!" спросонья. И если бы не клятва. Последняя держала крепче любых оков.

Чтобы сбежать от тяжелых мыслей, от себя самого, Эли день за днем выматывался в изнурительных тренировках. А уж как рисковал, что вытворял в воздухе…

Товарищи по майджу прозвали его Грэзу — Шалый. Прозвище стало новым именем Эли, прилипнув к нему, как вторая кожа. Хотя правильнее было бы звать его Мэд — Сумасшедший.

За три месяца занятий и бессонных ночей парень, и без того не толстый, стал похож на связку жил, а в глазах прочно поселился огонек ненависти.

Спроси у Эли "к кому?", он ответил бы не раздумывая — к боулу, к людям. Но так ли это было на самом деле… юноша предпочитал не задумываться. А если задумывался — хватался за деревянный меч и шел упражняться на чучелах, потому что больше всех новоиспеченный дракон ненавидел самого себя. За слабость. За неспособность помочь. Уберечь.

А ведь все могло бы быть по-другому… просто требовалось отвесить Иске пару затрещин, вытащить ее за шиворот из деревни и заставить лететь за собой!

Если такие мысли посещали Эли во время занятий, он складывал крылья и камнем падал вниз, раскрывая их только у цели, когда надо было скинуть чучело человека со стены или разворотить аркбаллисту.

Командир майджа только головой качал — он считал Эли Грэзу смертником. Тем, кто не переживет первый бой. Зато молодежь думала по-другому. Такие же юнцы, как Эли, тянулись за ним. Пытались подражать. И хотя Грэзу чурался их компании, предпочитая держаться особняком, его все равно признавали лидером.

Стремление новобранцев стать хорошими бойцами охотно поддерживали храмовые маги, подстегивали заклинаниями, позволяющими это сделать в короткий срок.

Когда стража распахнула перед Эли двери, он привычно замер на пороге. Первый шаг всегда давался юноше нелегко. Вот и сейчас, он сначала отыскал взглядом Иску. Она сидела на кровати, держа обеими руками тонкостенный фарфоровый бокал, над которым вился легкий парок. Под глазами Иски залегли глубокие черные тени, такие же, как у самого Эли, но в остальном она выглядела вполне здоровой и — уже привычно — несгибаемой, словно клинок из ахшарской стали. Будь у Эли возможность, он бы сейчас сбежал: когда Иска становилась Айелет… великой пророчицей… юноше казалось, что это и не Иска вовсе, а кто-то другой, самовольно занявший ее тело. Потому что пророчица ничего… ничего не оставляла от его любимой!

Айелет посмотрела на юношу, поставила бокал на столик и подвинулась, молчаливо приглашая любовника разделить с нею ложе. Юноша зло дернул плечом, но послушно сел рядом, обнял, чувствуя, как чресла наливаются желанием, и кляня себя за неспособность устоять. Нахмурившись, потянул за собой девушку, и та в кои-то веки послушалась, прильнула к груди любовника и тихо выдохнула: