Штрафбаты Гитлера. "Живые мертвецы" Вермахта - Андрей Васильченко

Если вопреки патологической ненависти, которую большинство идейных национал-социалистов испытывало по отношению к гомосексуалистам, осужденных по § 175 оставляли в армии, то подобное решение имело под собой две причины. Например, они соответствовали тем идеям, которые были положены в комментарии к понятию «антигосударственной деятельности». Военно-психологические теоретики были уверены, что значительная часть осужденных по § 175 лишь однажды «сбились с пути», а потому посредством перевоспитания могли быть возращены на правильные, гетеросексуальные позиции. В 1942 году Отто Вут сформулировал второй аспект. Он звучал следующим образом: «изгнание из рядов Вермахта за «противоестественный разврат» могло рассматриваться многими из этих психопатов как поощрение, а стало быть, указывало простой путь для подражания этим недостойным элементам». Направление в «особые подразделения» должно было предотвратить подобную негативную тенденцию. Упоминавшиеся ранее исчисления Отто Вута дают возможность для определения доли предполагаемых и действительных гомосексуалистов от общего количества служащих «особых подразделений». В одной из составленных им статистических таблиц в графе «гомосексуалисты» значатся цифры — 23 человека, 11,5 %. В другой таблице, которая содержит только относительные цифры, значится — 16 %.

Надо обратить особое внимание на пункт b)приказа от 25 мая 1936 года. А именно тех солдат, «пребывание которых в части является нежелательным из-за их поведения, образа мышления, жизненных установок». В этой связи в документах устанавливалось: «К таковым в большинстве случаев причисляются солдаты, которые не выполнили приказ о своевременном прибытии в часть, а были позже доставлены в нее в принудительном порядке». Однако туманная формулировка пункта b) касалась гораздо большего количества людей. Абсолютно нечеткие, преимущественно «государственно-политические» и военно-полицейские формулировки позволяли создавать критерии, которые могли применяться к любым военнослужащим. По сути, направление в «особое подразделение» становилось своеобразным произволом. Очевидно, что, говоря о военной эффективности, «действенности воинской части», руководство Вермахта ориентировалось в первую очередь на наведение жесткого порядка.

Наконец, упомянутые критерии в течение 1937 года неоднократно «уточнялись». На этот раз применялись воззрения военной психиатрии, которая помогала командирам частей опираться вплоть до 1940 года на классическую типологию Курта Шнайдера. Она гласила: «а) особые отделения предназначены, согласно предписаниям, для трудновоспитуемых военнослужащих. В их число попадают ленивые, небрежные, неопрятные, протестующие, упрямые, анти-и асоциальные, жестокие, необузданные элементы, лжецы и мошенники, поддающиеся инстинктивным порывам, иначе говоря, психопаты, которых обозначают как гипертимики, одержимые величием, с неустойчивым настроением, безвольные и черствые. Если говорить в двух словах: нарушители, плохо проявляющие волю к службе. Далее для особых подразделений предназначены люди с проявлением легкой формы слабоумия, которое граничит с физиологической глупостью, с характерными моральными дефектами. Для воинских частей они являются особо опасными элементами. Подходят для перевоспитания в особых подразделениях также те солдаты, которые совершили преступления под воздействием алкоголя… b) для несения службы в особых подразделениях не предназначены душевнобольные, а также совершенно слабоумные. В особых подразделениях не должны служить люди, страдающие душевной депрессией, болезненной чувствительностью. Короче говоря, неудачники, которые не могут нести воинскую службу».

Подробно расписанные в данной типологии различия между «психопатами», «нарушителями» и «неудачниками» были широко распространены в немецкой армейской психиатрии, начиная едва ли не со времен Первой мировой войны. Причем политическое содержание «нарушителей» оставалось неизменным на протяжении десятилетий. Главный штабной врач Симон продолжал эту традицию. По крайней мере, 2 ноября 1937 года в Мюнхене он прочитал перед высшими чинами Вермахта и CA доклад на тему «Проблема психопатов в Вермахте». Опираясь на опубликованный в 1938 году Военно-медицинским обществом отчет о данном заседании, можно установить, что Симон продолжал проводить различия между так называемыми психопатами, неудачниками и нарушителями. Примечательно, что «нарушителей» он считал «левым крылом психопатов». Он неоднократно подчеркивал это: «Мы знаем, что это левое крыло психопатов не может использоваться на войне в качестве солдат. Но, с другой стороны, накопление подобных элементов в тылу представляло бы еще большую опасность, нежели их использование на фронте. Мы испытали на войне,[1]особенно в конце войны, во время революции 1918 года, во время спартаковского мятежа, насколько вредной может быть деятельность левого крыла психопатов».

Симон требовал раннего распознавания «левых психопатов», составления специальных списков и обязательный жесткий контроль за ними, как при инфекционных заболеваниях. «Эти сведения должны регистрироваться органами власти, например, отделами здравоохранения или, вероятно, еще лучше полицией, так что в случае возникновения угрозы государству сразу можно изолировать опасные элементы, прежде чем они начнут развивать свою вредную деятельность. Поскольку левых психопатов невозможно ни использовать на фронте, ни оставлять в тылу, то они должны находиться под особым контролем. Господин Штир предложил направлять самых опасных из них в концентрационные лагеря. Я полагаю, что их можно будет использовать в лагерях, в которых во время военных действий будет много свободных мест для трудовой повинности. Мы способны опознать психопата, мы знаем о существовании левого крыла, мы знаем, какую опасность оно представляет». Как видим, размытое употребление понятия «психопат», которое в то время считалось весьма условным, с одной стороны, служило тому, чтобы дискредитировать политических противников нацизма, с другой стороны, это способствовало тому, чтобы действительно психически больные люди толкались на путь совершения преступлений.

В конце концов, за подобными формулировками всего лишь скрывалась «научная», а также идеологическая подготовка нацизма к уничтожению антипатичных меньшинств, социально пограничных групп, политических противников, которые якобы являлись «нежизнеспособными». Среди слушателей процитированного доклада Симона был и генерал Райхенау, начальник управления Вермахта в Имперском военном министерстве. Именно он начал обсуждение доклада в журнале «Немецкий военный врач». Как писали немецкие историки: «Для него была характерна позиция: спасти все, что нужно спасать, и позволить рушиться всему, что должно быть разрушено». Это была цитата генерала относительно доклада Симона. В итоге на практике все выглядело именно так, как сказал генерал. Местом, в котором должно было происходить пресловутое «спасение» или неизбежное «разрушение», должны были стать именно «особые подразделения».

Официально штатным составом «особых подразделений» должен был быть уставной и инструкторский персонал. Подбирать его надо было с особой тщательностью. Главной задачей подобранной команды было «воспитание к безусловному послушанию», «возвращение провинившихся к законной и упорядоченной жизни», влияние на их восприятие государства, народа, превращению в умелых солдат. Там, где «перевоспитание» проходило наиболее успешно, «особое подразделение» в течение трех месяцев могло быть превращено в обычную регулярную армейскую единицу.