Штрафбаты Гитлера. "Живые мертвецы" Вермахта - Андрей Васильченко

Из этой конструкции видно, что особые подразделения как средство для избавления от нежелательных элементов в воинских частях нуждаются в неоднократной перестройке. При этом иногда грубые ошибки приводят к дисциплинарным и административным нарушениям. Таким образом получается, что люди переводятся в особые подразделения по недоразумению. В некоторых случаях эти люди уже являются непригодными к службе».

Негельсбах, в будущем сотрудник «Службы по исследованию пригодности», на основании своих наблюдений делал заключение: «С другой стороны, самое благородное задание психологического персонала военной части состоит в том, чтобы отделить действительно трудновоспитуемых, собственно, группа два, для которой и предназначено особое подразделение, от группы один, которую можно перевоспитать обычными дисциплинарными средствами, и, в свою очередь, от абсолютно неполноценной группы три, в то время как специальные санитарные службы должны проверить на пригодность к службе представителей групп четыре и пять».

Если представителей первой группы можно было оставлять в регулярных воинских частях, то последние две группы рассматривались Негельсбахом как абсолютно непригодные к службе. При этом он настаивал на том, чтобы еще расширить список критериев, по которым можно было исключать из армии. Однако эффективнее всего получилось разработать проект урегулирования «действительно безнадежных случаев», которые и должны были направляться в «особые подразделения». Негельсбах писал: «Факт состоит в том, что большинство членов упомянутых групп психопатов по чисто психологическим причинам никогда не смогут приниматься в расчет для прохождения полевой службы в армии. Альтернатива особому подразделению ничего не изменит, а лишь замедлит решение вопроса и поставит крест на прошлой работе особых подразделений. Было бы желательно, чтобы дин-айг[3]благодаря соответствующим соглашениям с армейскими санитарными инспекциями, получила возможность сотрудничать по данному вопросу с компетентными медицинскими службами, дабы по общему коллективному решению действительно безнадежные случаи списывались с военной службы и находили бы применение вне Вермахта».

Судьбу представителей четвертой и пятой групп, которых Негельсбах обозначил как «благонравные», надо было решать от случая к случаю. В зависимости от психологических характеристик и социально-экономических соображений их могли использовать или на обычных предприятиях, или в специальных закрытых формациях. При этом Негельсбах умудрился подчеркнуть, что делается это «отнюдь не из ложно понятого принципа гуманизма, а во имя пользы всей воинской части». Походя в этом месте указывалось на то, что к 1939 году предполагалось закончить программу эвтаназии неполноценных детей, а стало быть, данная проблема должна была как бы исчерпаться сама собой. Согласно Негельсбаху также «нравственно неполноценные, неспособные к усовершенствованию люди» (группа три) по возможности должны были освобождаться от военной службы, но уже не минуя «особое подразделение». Примечателен тот момент, что психолог Вермахта обращает внимание на то, что в подобных людях в гражданских условиях никогда не проявлялись их криминальные наклонности. Он говорит здесь о «группе абсолютно неполноценных, неспособных к усовершенствованию людей, которые не могут быть криминальными в гражданских условиях жизни, или не соответствуют, во всяком случае, требованиям солдатской службы по причине неподдающегося влиянию нравственного устройства». В качестве организационного следствия должно было возникнуть специальное заведение (за рамками Вермахта), которое использовало бы этих бедолаг как рабочую силу.

Под этой фразой скрывалось не что иное, как концентрационный лагерь, который должен быть заблаговременно создан для людей с ярко выраженными криминальными наклонностями: «Требуется ли, вообще направление людей с ярко выраженными криминальными наклонностями в особое подразделение? Мне этот вопрос кажется по меньшей мере весьма спорным. Вне всякого сомнения, есть случаи, когда с самого начала можно установить, что люди являются неспособными к усовершенствованию, а их направление в особое подразделение — пустая трата времени. Но в некоторых случаях направление в особое подразделение — это последняя попытка Вермахта воспитать человека, даже если шансы на это невелики».

Далее нам предстоит понять, как эта «воспитательная попытка» Вермахта по-разному реализовывалась на практике в «особых подразделениях» мирного периода. До нас не дошли воспоминания служащих довоенных «особых подразделений», по этой причине нам придется опираться только на официальные нацистские документы. Для расположения «лагерных солдат» (одно из первых наименований) надо было подбирать по возможности самые удаленные бараки. Сочувствие никогда не было отличительной чертой лагерной системы нацистов, но здесь мы сталкиваемся с отдельным случаем. В одном из документов предписывалось: «Надо противиться тому, чтобы солдаты все свободное время проводили в своих казармах, где предавались бесполезным занятиям. Обязательно наличие товарищеских домов, читальных залов, библиотек, хоровых залов, чтение поучительных докладов, физические занятия, которые отложат возвращение в казарму». Внутренний распорядок служащих особого подразделения, которые отличались от штатного состава наличием специальных петлиц, регулировался поначалу «Правилами для особых подразделений», которые были приняты 7 августа 1936 года. Но по мере развития «особых подразделений» режим в них ужесточался. Для примера можно лишь процитировать служебную инструкцию от 26 марта 1938 года, предназначенную специально для «особых подразделений». Там говорилось, что служащие «особого подразделения», в отличие от служащих обычной воинской части Вермахта, наряду с общим «военным воспитанием» должны были дополнительно выполнять трудовые задания. Эта «дополнительная трудовая повинность» касалась в первую очередь служащих тех «подразделений», в которых изолировались солдаты с плохим поведением. Эти солдаты не должны были оказывать негативного воздействия на других воспитуемых.

«Особые подразделения» отличались от регулярных частей Вермахта не только правилами предоставления увольнительных, но отсутствием принципа «жалованье и продовольственный паек». Увольнительная предоставлялась только «в исключительных случаях при необыкновенно хорошем поведении». Служащие «особых подразделений» должны были находиться под специальным и беспрерывным надзором. Особое внимание надлежало уделять переписке «лагерных солдат», а также любому общению с гражданскими лицами. Запретными темами для разговоров были: секс, обсуждение имущественных вопросов, попытки уклонения от службы, антигосударственные высказывания. При этом у служащих «особых подразделений» не должно было складываться чувство, что за ними наблюдают, а их жизнь полностью регулировалась правилами и приказами. Скорее всего, они должны были проникнуться идеей о самовоспитании, пробуждении ответственности перед обществом и воинской частью.

Вполне очевидно, что «воспитание» в «особых подразделениях» должно было базироваться не только на твердости, но и на классическом принципе кнута и пряника. Подчеркну, что в довоенный период некие педагогические элементы все-таки имели место быть. Но во многих случаях они не были в состоянии изменить «военные качества» «особых солдат». Принимая во внимания исключительно высокий уровень дезертирства из Вермахта в предвоенную пору, единственным методом «воспитания» оставался все тот же «кнут». В то время как штатный персонал, занимавшийся «воспитанием», с одной стороны, должен был соблюдать «чувство собственного достоинства» и якобы пытался воздерживаться от «оскорблений и обидных упреков», но, с другой стороны, мы могли бы видеть иную картину. В одной из инструкций говорилось: «Служащие особых подразделений, которые злостно противятся всем мерам воспитательного характера, по предложению командования особого подразделения могут временно оставить военную службу и передаваться в распоряжение полиции». За данной фразой в очередной раз скрывалась «командировка» в концентрационный лагерь. «Условия передачи» до мельчайших подробностей были урегулированы в конце 1937 — начале 1938 годов в соглашении между Имперским военным министерством и рейхсфюрером СС.