Святой Георгий и гунны - Мурад Эскендерович Аджи

по-разному толкующие созвучия, которые сливаются в короткое, но ёмкое слово – Георгий. Высказаны и поэтические, и откровенно прагматические суждения. Все они отражают настроения авторов, выражавших себя, свои чувства и эрудицию.

«“Земляное” происхождение Георгия имеет и оборотную сторону, – пишут о нем, – Георгий четко отличает злое от доброго, но мистические сцепления и диалектические переходы мыслей, образов, явлений духовного мира от него скрыты».

Спорить не будем, у каждого автора свое ви́денье мира, что вполне естественно. Я – не исключение. Замечу лишь, земные шаблоны не подходят для небесного образа. Подгоняя небесное под земное, легко заблудиться даже на небесах. Не так ли получилось с Георгием? Не от того ли так много образцов «земляного» шаблона в литературе?

«У Георгия нет бережно развиваемой, пестуемой и лелеемой божественной интуиции, оттого он как бы “туповат” и даже “дубоват”», – пишут одни. Другие вторят: «“Божественный глагол” не коснется слуха Георгия»… Странная (если не бессмысленная) точка зрения. У меня она вызвала активный протест.

Не сразу понял, кому-то именно такой Георгий и нужен: «как бы туповатый» и даже «дубоватый». Далеко не случайно уже полторы тысячи лет вокруг личности святого идет непримиримый бой. Начал его римский папа Геласий I в 494 году. Это он, творец заблуждений, запретил христианам упоминать об истинном деянии Георгия. «Пусть дело Георгия останется известным только Богу», – провозгласил Рим. Его приказ был негласным призывом к тайной войне.

Но защитниками правды (как ни парадоксально, даже не подозревая о том) выступили сами носители имени Георгий, их подвиги.

«По имени и житие», – гласит духовная мудрость.

В этой фразе глубокий философский смысл, ибо «имя – норма личностного бытия», через имя порой прослеживается сущность человека. Например, в молитве, обращенной к Георгию, есть такие слова: «Достойно имени пожил еси…» Святой ублажается за то, что соответствовал в жизни своему имени!

В старину люди знали, что́ от кого ждать. Историки, философы заметили – с некоторыми именами, действительно, связаны определенные события. На сей счет у философа Павла Флоренского сложилась даже своя теория: «Веками направлявшиеся на него (имя. – М. А.) мысли и чувства имели в нем точку приложения и в конечном счете усвоили имени энергию возбуждать и направлять общественные события и умонастроения в определенную сторону»{15}.

Конкретное имя не раз делалось гласом бури, центром водоворота общественных событий. Для политика, государственного деятеля, писателя, артиста имя – это половина успеха…

Парис Бордоне (Парис Паскулинус). Мадонна с Младенцем, Иоанном Крестителем и святым Георгием (Святое собеседование). Начало 1530-х

Разве можно, например, под «земной» шаблон подвести личность другого Георгия – Жукова, тоже воина, который творил шедевры на поле брани? «По его перстам много раз пробегала творческая дрожь», когда он склонялся над картой, обдумывая очередную победоносную операцию.

Из мемуаров Жукова видно, сколько же досталось этому Георгию, который не подстраивал судьбу под «георгиевский» шаблон, а проходил ее шаг за шагом, как только и мог пройти – не приспосабливаясь. Сложный жизненный путь, с поворотами, с немыслимыми зигзагами, однако и на удивление прямой – путь к победе.

Такой он, Георгий из рода смоленских Жуковых, первый среди воинов XX века. Воистину, «имя – это предначертание Божества в человеке». Выиграл войну и не ожесточился, это – Георгий! Без доброго сердца он – лишь победитель, не Победоносец.

«Имя себе каждый в сладостный дар получает», – говорили когда-то. В калейдоскопе людских имен одни светятся ярче, другие слабее. Георгий – из особого разряда. Наверное, это особое имя для особых людей.

Случайно ли, один из осчастливленных именем Георгия мальчишка в прифронтовом смоленском селе впервые увидел в небе два самолета. Начиналась бомбежка, а он, семилетний пацан, стоял и смотрел в небо, не убегал и не прятался. «Захотелось летать», – потом вспоминал он об этом эпизоде в своей жизни.

Этторе Феррари. Джордано Бруно выслушивает приговор Святой инквизиции. Бронзовый барельеф. Рим. 1889

Он не видел тревоги на лицах взрослых, не видел обезумевших от горя беженцев, бредущих через село, ему «захотелось летать». И он полетел 12 апреля 1961 года, отрапортовав: «Товарищ председатель Государственной комиссии, летчик, старший лейтенант Гагарин, к полету на космическом корабле “Восток” готов!»

Планета рукоплескала Юрию… «Имя себе каждый в сладостный дар получает».

А вот строки еще об одном Георгии, их оставил Иван Алексеевич Бунин, они о Джордано Бруно{16}. Страдая в душном мире, окружавшем его, этот мученик за свободную мысль говорит:

Ковчег под председательством осла –Вот мир людей. Живите во Вселенной.Земля – вертеп обмана, лжи и зла.Живите красотою неизменной.

Непокорность, свободолюбие, простор необходимы были Георгию и в мрачные годы Средневековья. Птицей, парящей во Вселенной, видел себя Джордано Бруно, великий в своем трагизме ученый и поэт. В любом пространстве, меньше чем Вселенная, ему уже тесно:

И вот он посох странника берет:Простите, келий сумрачные своды!Его душа, всем чуждая, живетТеперь одним: дыханием свободы.

Нет, не случайно Геродот именно степняков называл «георгой». Уверен, в сочетании звуков, сложивших имя, мудрец почувствовал глубинный, истинный их смысл – душу человека Степи, которой всегда тесно. В привычных коридорах жизни Георгий находиться просто не может – он иначе устроен, ему важен простор, не стесненный ничем:

Вы все рабы. Царь вашей веры – Зверь:Я свергну трон слепой и мрачной веры.Вы в капище: я распахну вам дверьНа блеск и свет, в лазурь и бездну Сферы.

При достижении цели Георгий неутомим, его не в силах остановить никто и ничто. Он неудержим, неукротим, полагается только на самого себя. И в этом его неповторимость:

И вот опять он странник. И опятьГлядит он вдаль. Глаза блестят, но строгоЕго лицо. Враги, вам не понять,Что Бог есть Свет. И он умрет за Бога.

Разве не высокое рыцарское самопожертвование воина выразил изограф, первым посадивший святого Георгия на коня?

Но не вина живописца в том, что его глубокий замысел не поняли зрители-современники, увидевшие в убивающем всаднике совсем другие символы – земные, или приземленные. Люди забыли, что Георгий – из небесного ряда, что он даже смертью своей желал служить Богу и людям. И в этом Джордано Бруно похож на своего небесного покровителя:

Я умираю – ибо так хочу.Развей, палач, развей мой прах, презренный!Привет Вселенной, Солнцу! Палачу! –Он мысль мою развеет по Вселенной!

Ивану Алексеевичу Бунину удивительно удалось дополнить вечный рассказ о Георгии.

Но никому не под силу высветить все грани этого емкого имени – они сверкают неожиданно и ярко, как бриллиант, который отличим от всех иных предметов мирозданья.

Так случилось, что История окружила имя Георгия какой-то хрупкой аурой, за века эта аура окрепла, обрела плоть и стала сама диктовать носителю имени его поступки, налагать на него особую ответственность. Как? Об этом не скажет никто. Но с тем, что удачно выбранное имя делает человека личностью, с этим даже в древности не спорили.

Например, Александр Македонский, не ведавший страха, однажды ругал воина за трусость (на беду полководца, тот звался Александром): «Прошу тебя, либо преодолей трусость, либо смени свое имя».

Действительно, выбору имени прежде придавали очень большое значение, его складывали не просто из звуков, а из вполне конкретных понятий и представлений, из поступков предшественников. Ведь имя всю жизнь будет отличать своего носителя. Павел Флоренский так и писал: «Звук имени и вообще словесный облик имени открывает далекие последствия в судьбе носящего это имя»{17}. Конечно, при условии, если имя выбрано правильно.

Разве сказанное о Георгиях не относится, например, к Джорджу Вашингтону или Джорджу Байрону? Настоящим Георгием был