Семь лет в Тибете. Моя жизнь при дворе Далай-ламы - Генрих Харрер

* * *

Однажды ночью мы оказались в одной из таких бхутийских деревень, обитаемых только летом. В тамошних низеньких домиках с крышами, крытыми дранкой, придавленной камнями, почудилось нам что-то родное. А сразу за деревней нас ждал пренеприятный сюрприз: местность была как будто после наводнения, словно по ней недавно прошел селевой поток, а моста через ревущую реку, которая и опустошила все вокруг, мы, сколько ни искали, не обнаружили. Пересечь реку иным способом тоже оказалось невозможно. В конце концов мы прекратили поиски и решили понаблюдать за этим местом из укрытия, ведь невозможно было поверить, что здесь паломническая тропа внезапно обрывается. И действительно: уже ранним утром стали появляться паломники; к нашему великому удивлению, они пересекали реку именно там, где ночью мы тщетно пытались сделать это много часов подряд. Как именно они это делали, к сожалению, не было видно – лес закрывал обзор. Настолько же странным и необъяснимым нам показалось и то, что еще до полудня поток пилигримов иссяк.

На следующий вечер мы снова попытались перейти реку в том же месте. И нам это опять не удалось! Только тут наконец меня осенило: наверное, эта речка питается снегами. Такие реки наполняются водой из тающих ледников и получают наибольший объем воды в период с позднего утра до глубокой ночи. А ранним утром уровень воды в них ниже всего.

Все оказалось так, как я и предполагал: снова подойдя к реке с первыми лучами солнца, мы увидели выглядывавший из воды примитивный мост из стволов деревьев. Осторожно балансируя по скользким бревнам, мы перебрались на другой берег. Но, к несчастью, дорогу нам преграждали все новые рукава, пересекать которые было так же трудно. Я как раз благополучно переправился через последнее русло, когда Маркезе поскользнулся и упал в воду. Хорошо еще, что он ухватился за ствол, а то бы его унесло течением. На берег он вылез мокрый до нитки и совершенно без сил, и, сколько я ни бился, убедить его идти дальше мне не удалось. Несмотря на настойчивые уговоры дойти до леса, он распаковал свои вещи и стал разводить костер. Тут я в первый раз пожалел, что не послушался его неоднократных просьб дальше идти одному. Я всегда настаивал на том, что все тяготы мы должны переносить вместе…

Тут же около нас появился индиец и, едва взглянув на разложенные на земле европейские вещи, стал задавать вопросы. Только в этот момент Маркезе понял, насколько опасно наше положение. Он молниеносно упаковал вещи, но едва мы сделали пару шагов, как перед нами появился другой, очень статный индиец, за которым шли еще десять дюжих мужчин. Этот индиец на превосходном английском потребовал у нас паспорта. Мы сделали вид, будто не понимаем, и попытались выдать себя за паломников из Кашмира. Индиец подумал немного и пришел к мудрому решению, которое, к несчастью, означало конец нашего предприятия. Два кашмирца, сказал он, живут в соседнем доме, если мы с ними сможем объясниться, то он нас отпустит. Какое ужасное совпадение, что кашмирцы оказались в этих краях именно в это время! Я-то называл нас кашмирцами только потому, что встретить жителей Кашмира в этой местности – большая редкость.

Двое, о которых говорил статный индиец, были специалисты, вызванные сюда для борьбы с последствиями наводнения. Когда мы увидели этих людей, нам сразу стало ясно, что разоблачения не миновать. Как было условлено у нас с Маркезе для подобных случаев, я заговорил с ним по-французски. Но индиец тут же встрял в наш разговор, тоже перейдя на французский, и потребовал, чтобы мы открыли свои рюкзаки. Увидев мою английско-тибетскую грамматику, он настоятельно посоветовал нам сказать, кто мы такие. Тут мы признались, что мы беглецы, но раскрывать свою национальность не стали и заговорили с ним по-английски.

Хотя скоро мы уже сидели за чаем в уютной комнате, я был ужасно разочарован: на восемнадцатый день после побега из лагеря вдруг оказалось, что все перенесенные нами тяготы и лишения напрасны! Человек, который нас допрашивал, как выяснилось, заведовал всем лесным хозяйством округа Тихри-Гархвал. Он изучал лесоводство в университетах Англии, Франции и Германии и поэтому прекрасно владел языками этих стран. В эти места он прибыл с инспекцией из-за наводнения – такой катастрофы не случалось здесь последние сто лет. С улыбкой он посокрушался о своем присутствии в этих краях и о нашей встрече. Но так как подача рапортов о нарушении режима посещения этой зоны входит в его обязанности, ему придется выполнить свой долг.

Сегодня, обдумывая стечение обстоятельств, приведших к нашему аресту, я должен сказать, что это было действительно ужасное невезение, с которым мы ничего не могли поделать. И все же я ни минуты не сомневался, что устрою побег и отсюда. Но Маркезе был настолько измотан, что не хотел больше испытывать судьбу. Несмотря на это, он, зная, как туго у меня с финансами, по-товарищески отдал мне бо́льшую часть своих денег. Я постарался использовать день у начальника лесного хозяйства с максимальной для себя пользой: ел так плотно, как только мог, ведь до того мы уже несколько дней практически голодали. Повар хозяина дома все приносил нам новые кушанья, и половину их я прятал себе в рюкзак. В самом начале вечера мы сказали, что якобы очень устали и хотим спать. Нас отвели в спальную комнату и заперли за нами дверь, а на веранде под окном наш лесник приказал поставить свою кровать, чтобы отрезать нам и этот путь к бегству. Когда индиец на минутку отлучился, мы с Маркезе разыграли ссору – мы заранее в деталях обговорили этот ход. Маркезе грохотал вещами, кричал и ругался попеременно высоким и низким голосом, как будто это мы оба яростно друг на друга орем. А я в это время выпрыгнул из окна на кровать лесника и подбежал к краю веранды. К этому моменту уже стемнело. Я выждал пару секунд, пока патрульные завернут за угол дома, и спрыгнул с четырехметровой высоты с сорокакилограммовым рюкзаком в руках. Земля внизу оказалась не очень твердая, так что удар получился не особенно громким. Я быстро оправился после падения и тут же скрылся за оградой сада в непроглядно темном лесу.

Я снова был свободен…

Вокруг стояла тишина. Несмотря на волнение, я не смог сдержать улыбки при мысли о Маркезе, который по нашему уговору продолжал ругаться в запертой комнате, и о начальнике лесного хозяйства, несшем вахту в кровати под окном…

Но нужно было двигаться дальше. Я очень волновался и по недосмотру вбежал в разлегшуюся на земле отару овец. Прежде чем мне удалось из нее выбраться, сзади мне в штаны вцепился пес и отпустил меня, только вырвав кусок ткани. Я так перепугался, что помчался по первой попавшейся тропинке, но скоро заметил, что она очень круто забирает в гору. Нет, так дальше не пойдет! Значит, нужно назад, обогнуть овец и продолжить путь по другой тропе. Чуть за полночь я обнаружил, что снова ошибся с направлением. И опять в безумной спешке мне пришлось возвращаться на пару километров назад. Из-за этих блужданий я потерял часа четыре, уже начинало светать. За одним из поворотов тропинки метрах в двадцати впереди я увидел медведя, но он, к счастью, потрусил дальше, не обратив на меня внимания. Когда совсем рассвело, я спрятался, хотя в этой местности не было видно следов присутствия человека. Но я знал, что перед тибетской границей должна быть еще одна деревня. И только за ней начнется свобода! Я шел всю следующую ночь и поднялся на высоту 3000 метров. Потихоньку я начал удивляться, почему же деревни все нет. Согласно моим самодельным картам, она должна была располагаться на другом берегу реки и к ней должен был вести мост. Может, я уже давно прошел это поселение? Но не заметить деревню не так-то просто, – успокоил я себя и беспечно продолжил путь, даже когда начало светать.