Мефодий Буслаев. Стеклянный страж - Дмитрий Емец

Бэтла коснулась локтя своего оруженосца.

– Не надо! Это тупиковый разговор, – сказала она и, присев,веткой прочертила на песчаной дорожке линию.

Линия проходила у самых ног Багрова, отгораживая его от«Приюта».

– Не переступай ее, слышишь! Это самое последнеепредупреждение! Тебе повезло, что ты сунулся в мое дежурство. Через полчаса тынаткнулся бы на Радулгу. Она подпустила бы тебя к соснам, а после пришпилила бык ним копьем! – сказала она.

– Почему?

– Не переступай! Очень тебя прошу! Просто умоляю!.. Незаставляй меня бросать копье. Ты для Ирки яд. Отрава! И отрава именно потому,что она пустила тебя в душу, а ты оказался этого не достоин, – тихо повторилаБэтла и ушла.

Багров понял, что потерял последнюю валькирию, котораяхорошо к нему относилась.

Алексей последовал за Бэтлой. Пальцы он уже размял, но,видимо, они еще болели, и он нес запястье осторожно. Точно нянчил его.

Матвей подошел к черте, чувствуя, что Бэтла и ее оруженосециздали наблюдают за ним. Постоял, глядя на «Приют», на качавшийся от ветраканат. Как близко и как безумно далеко!

Багров занес ногу, подержал ее некоторое время на весу, ночерту так и не переступил. Его остановила мысль, что до «Приюта» он все равноне дойдет. В конце концов, Бэтла действительно желала Ирке добра, когдапрочертила эту линию.

* * *

Матвея все считали отважным. С детства. Рискуя угодить вомут, он прыгал с моста ласточкой в бурлящую реку. Лез без седла на жеребца,известного своим норовом, и совершал другие подобные поступки.

На деле же Багров потому и прыгал в реку, что боролся ссобой. Сам же безошибочно ощущал все нюансы трусости и все ее ступени –трусость, полутрусость и околотрусость. Трусость – это когда забиваешься,дрожишь, мычишь и ничего не соображаешь. Состояние быка, которого тащат набойню, а он уже втянул ноздрями запах крови и обезумел. Полутрусость – когдабросаешься в драку и, зажмурившись, начинаешь бестолково размахивать кулаками вскрытой надежде, что тебя быстро уложат и все закончится.

И, наконец, околотрусость – самая предпочтительная изтрусостей. Ее гвардия. Это когда сознательно делаешь то, что тебе страшно.Идешь навстречу опасности, понимая, что все равно трусость будет кусать, а разтак, то лучше ее опередить. Иногда околотрусость даже называют «безрассуднойотвагой». Но она потому и безрассудна, что совсем не отвага.

«Как же отличить околотрусость от отваги?» – прикидывалМатвей и немедленно получал внутренний ответ. Околотрусость все-таки надеетсяна некий шанс. Пусть один из сотни. Солдаты бегут в атаку, зная, что половинаиз них погибнет, но втайне надеясь оказаться в выжившей части. Отвага же идет вбой с осознанием необходимой жертвы, и тогда уже Мамзелькина, придерживаякостистыми ручками юбку, сама удирает от нее. Удирает же бедная Аида потому,что отвага видит в смерти необходимость и боится только одного: предать илиподвести.

Постояв у черты, Багров повернулся, ушел в глубь Сокольникови, забравшись в деревянный игровой домик возле детской площадки, точно в чернуюдыру провалился. Ему ничего не снилось. Он даже не слышал, что ночью шелсильный дождь.

Проснулся он утром оттого, что кто-то сыпал ему на головупесок. Он открыл глаза и увидел вначале яркую оранжевую лопату, а затем детскиеноги в бежевых ботинках. К лопате и ботинкам прилагался карапуз тех счастливыхлет, когда спящие в домиках дяди не пугают и не удивляют.

На четвереньках выбравшись из домика, Багров поздоровался спораженной молодой мамой и отряхнул с себя песок, часть которого забилась ему вухо.

Похоже, во сне некая работа в его сознании все жепроисходила, потому что за ночь вчерашняя разноголосица мыслей улеглась. Багровзнал, что ему нужно делать. Даже не оглядываясь в сторону «Приюта валькирий»,он выбрался из Сокольников и на метро поехал в центр, на Большую Дмитровку.

Матвей давно заметил по себе: вдогон хорошей, светлой,радостной мысли, чувству или намерению всегда следуют дурные, опровергающие их.

Внешне Багров держался хорошо, но внутренне был близок котчаянию. Желания, смутные и неуловимые, скользили в нем, как рыбы в толщеводы. Темное облако гнало его вперед, спеша добить собственными глупыми инеосторожными поступками.

«Скорее… скорее… спеши… а то еще задумаешься и успеешьпритормозить у самого края!»

Пути до резиденции мрака Багров не заметил. Казалось, что исостав в метро летит стремглав, и город прокручивается под ногами, как лентаэскалатора.

Дверь неброской фирмы EIDOS пришлось долго пинать, зато,когда Багрову открыли, он увидел, что на пороге стоит именно тот, к кому он иявился. Привалившись плечом к косяку, Арей разглядывал его без малейшеголюбопытства.

– Ну? – спросил он.

– Я пришел, чтобы вызвать вас на бой и убить! – произнесБагров звенящим от волнения голосом.

Арей зевнул.

– И это все? Ради такой вот ерунды ты меня дергаешь?

– Совершенно верно.

На мгновение тяжелые веки Арея поднялись. Встретившись с еговзглядом, Матвей ощутил сосущую пустоту и сквозняк, какие бывают, когдапытаешься заглянуть в замочную скважину или черную узкую трубу.

– Ты говоришь неправду. Ты хочешь, чтобы я тебя убил. Так? –задал вопрос Арей.

– Возможно. Но это не означает, что я не будусопротивляться! – торопливо сказал Багров.

Он боялся растерять ту решимость, которая у него была.

Арей с интересом посмотрел на его пустые руки.

– Ну и чем же ты хочешь меня убить? Задушить голыми руками?

– Оружие можете дать мне сами! – сказал Багров, не желаятелепортировать свое. Возможно, потому, что оно находилось в «Приюте», где егоисчезновение не прошло бы незамеченным для Ирки.

Арей поднял бровь.

– Вот как? Что, любое?

– Абсолютно. Хоть каменный топор, – безразлично сказалБагров.

Арей кивнул с таким видом, будто воспринял слова о каменномтопоре всерьез. Он повернулся и пошел, коротко оглянувшись на Матвея иприглашая его следовать за собой.