Соболиная Вершина - Девни Перри

собраны. Джаспер ставил последний холодильник в свою машину, после чего захлопнул багажник. Остальные автомобили были загружены, а дом на колесах моих родителей уже был прицеплен к их пикапу.

Когда отец нас заметил, он подошёл и протянул мне ключи от моего грузовика.

— Алли поедет с нами. Мы переезжаем в другой лагерь.

Слава богу. Я ни за что бы не оставил Веру на этом озере.

— Куда едем?

Отец протянул руку и большим пальцем стёр следы слёз с её щеки, улыбнувшись ей. Улыбкой отца.

— На ранчо Иденов.

34. ВЕРА

Будильник на тумбочке Матео светился голубым. Пять двадцать три утра. Я уже больше часа наблюдала, как он спит.

Сдерживаться, чтобы не прикоснуться к нему, было непросто. Не провести кончиком пальца по прямой линии его носа. Не положить ладонь на его скулу, чтобы почувствовать грубую щетину на своей коже. Не коснуться его мягких губ своими.

Его волосы были растрепаны, темные пряди беспорядочно лежали на белой подушке. Грудь мерно поднималась и опускалась с каждым сонным вздохом. Одна рука была протянута и лежала на моей талии, удерживая меня рядом.

Всю эту неделю я просыпалась до рассвета и проводила ранние часы, запоминая его лицо. Спать было сложно, почти невозможно, с тех пор как мы вернулись с кемпинга. Мозг не мог отключиться. Поделиться с Матео правдой стало одновременно облегчением и пыткой.

Та коробка, что так глубоко во мне была заперта, теперь пуста. Крышка распахнулась, и все то, что я с таким трудом хранила взаперти, вырвалось на свободу. Но эти воспоминания не исчезли, не растворились где-то далеко. Они зависли рядом, жужжа у меня в ушах. Сколько бы я ни отмахивалась, прогнать их не получалось.

По крайней мере, теперь я отмахивалась не одна.

Матео теперь был хранителем моей правды. Как бы сильно я ни пыталась сдержать ее в себе, было правильно, что он узнал. Мы больше об этом не говорили. Я еще не была готова. Раны были слишком свежи. Но если — когда — настанет время, он будет рядом.

Семья Иденов, особенно Харрисон, ужасно переживала из-за того кемпинга. Никто не предполагал, что озеро всколыхнет те воспоминания.

Ни Матео.

Ни Вэнс или Лайла.

Даже я сама.

За те годы, что мы с отцом провели в бегах, мы ни разу не были на озере. Ни разу. Когда нужно было помыться, мы делали это в ручьях или реках. Отец четыре года держал меня подальше от озер.

Потому что знал, что я не справлюсь.

Или потому что сам не мог.

Но увидеть Алли в той воде…

Это стало катализатором. Или, может, время просто вышло, и неважно, были бы мы тогда у озера, у бассейна или посреди центра Куинси, где не было ни капли воды, — это все равно был бы момент, когда я сломалась.

К счастью, рядом были люди, которые меня любили.

В первую ночь после переезда на ранчо атмосфера была неловкой. Все старались двигаться вперед, улыбаться мне как можно ярче, но я была слишком разбита и опустошена, чтобы это оценить. Поэтому просто сидела в кресле с Алли на руках, пока она не заснула. Потом мы ушли в палатку.

Но на следующее утро, после ночи в объятиях Матео в нашем спальном мешке, я выбралась наружу раньше него.

Энн уже не спала — она сидела с чашкой кофе в руках. Увидев меня, она притянула меня к себе и поцеловала в макушку. Сказала, что любит меня. И обняла крепко-крепко.

Это были материнские объятия.

Своих я лишилась. Поэтому теперь я берегла объятия Матео для себя.

С началом нового дня кемпинг стал настоящим удовольствием. Мы играли в корнхол и подковы. Ходили в поход с детьми и позволяли Алли собирать полевые цветы. Мы смеялись у костра и рассказывали друг другу истории часами напролет.

А потом вернулись домой. Вернулись к обычной жизни.

К новой обычной жизни.

Груз на моем сердце стал легче. Он не исчез, но теперь его часть нес на себе Матео.

Я должна была спать спокойно, должна была отдохнуть. Но что-то продолжало беспокоить меня. Что-то недосказанное. И только этим утром, пока я наблюдала, как спит Матео, я наконец поняла, что должна сделать.

Прошло еще двадцать минут, прежде чем он зашевелился. Его глаза медленно открылись, и, когда он встретился со мной взглядом, на его лице появилась ленивая улыбка. Рука, что лежала на мне, притянула меня ближе, и наши тела слились воедино.

— Доброе утро, Персик, — пробормотал он, уткнувшись носом в мои волосы. Его рука скользнула вниз по моему боку, а затем подняла мою ногу, перекинув её через свою, так что мы запутались в простынях.

Я прижалась к его груди, вдыхая пряный запах его кожи.

— Матео?

Он ответил глухим «ммм».

— Мне нужно кое-что сделать сегодня.

Он отстранился и взглянул на меня сверху вниз:

— Что именно?

Я глубоко вдохнула, собираясь с духом, потому что ему это точно не понравится.

— Подняться на Соболиную вершину.

Он заморгал, удивленный, а затем его челюсть сжалась.

— Нет.

— Подожди, — я обхватила его шею, когда он попытался встать. — Пожалуйста, выслушай меня.

— Вера, — прорычал он, но все же остановился.

— Мы с папой никогда об этом не говорили. Я не могла. Но сейчас… есть вещи, которые я хочу ему сказать. Вещи, которые нужно сказать. Но я не могу его найти. Не знаю, увижу ли я его снова. Но должна попытаться. Последний раз.

Глаза Матео смягчились, и он тяжело вздохнул: — Он не хочет, чтобы его нашли.

— Возможно. Но если я сдамся сейчас, я всегда буду жалеть об этом, — этот поход был нужен мне больше для того, чтобы отпустить боль.

— Он винит себя, — добавила я, глядя на Матео. — Когда я подслушивала разговор папы с Вэнсом и Лайлой, он винил себя за то, что не заметил, как она катится вниз, снова начала употреблять и пить. Думаю, часть меня тоже винила его. Не знаю.

Должен ли он был заметить? Я не меньше его несла вину за то, что не рассказала ему о её пьянстве. А он — за то, что любил её так слепо.

— Это не его вина, — прошептала я. — И не моя тоже.

— Нет, не твоя, — Матео провёл рукой по моему лицу, убирая волосы с виска.

— Знаю, что это не моя вина, но чувство вины останется. Я всегда буду хотеть, чтобы всё закончилось по-другому. Разговор с тобой помог. А у