Дом разделенный - Перл С. Бак

Теперь же, на причале, он убедился, что Ай Лан могла бы стоять в одном ряду с первыми красавицами мира и ни в чем им не уступать.

Она утратила девичье кокетство, придававшее ей сходство с котенком, но стала только краше. Взор ее по-прежнему был ярок и быстр, голос – легок и певуч, однако во всех ее движениях и повадках появилась мягкая, благородная сдержанность, которую изредка нарушал искристый смех. Дивное теплое лицо Ай Лан обрамляли гладкие черные волосы, не завитые, как у некоторых, а прямые и блестящие, словно отполированное эбеновое дерево. В тот день она надела длинное серебристое платье, сшитое по последней моде, с высоким воротничком и короткими рукавами, открывавшими хорошенькие локти. Оно было скроено по фигуре, так что взгляд непрерывно и плавно скользил по безупречным мягким изгибам плеча, талии, бедра и лодыжек.

Юань любовался сестрой с гордостью, и ее безупречный внешний вид утешил его. Вот какие женщины живут в его стране!

Чуть позади матери стояла высокая девица, уже не дитя, но еще и не вполне девушка. Она была не так красива, как Ай Лан, но смотрела на Юаня чистым и полным достоинства взглядом, и, если бы рядом не было Ай Лан, ее вполне можно было назвать красавицей. Высокая и тонкая, она двигалась грациозно и ладно, а черные глаза на бледном овальном лице были глубоки и расположены ровно под бровями, густыми и прямыми. В радостной суете приветствий и объятий никому не пришло в голову представить эту девушку Юаню, но тот сам догадался, кто она: та самая Мэй Лин, что окликнула его в переулке у тюремных врат, увидев его первой. Он молча поклонился ей, и та тоже поклонилась, и Юань отметил, что такое лицо, как у этой девушки, непросто забыть.

Был с ними еще один человек, тот самый писатель по имени У, от которого Юань стерег сестру по просьбе ее матери. Теперь он как ни в чем ни бывало стоял рядом с ними, галантный и светский в своем заграничном платье, с маленькими усиками под носом и блестящими уложенными волосами, которые казались отполированными до блеска. Всем своим видом он давал понять, что имеет полное право здесь находиться. Юань вскоре понял, что это в самом деле так. Когда первые приветствия, восклицания и поклоны остались позади, госпожа взяла Юаня и этого молодого человека за руки и сказала:

– Юань, перед тобой тот, за кого наша Ай Лан выходит замуж. Мы отложили свадьбу до твоего возвращения, ибо таково было желание Ай Лан.

Юань вспомнил, как мачеха относилась к этому мужчине, и удивился, почему она никогда не писала о нем, однако сейчас ему не оставалось ничего, кроме как поздороваться и сказать несколько добрых слов, поэтому он взял гладкую руку писателя, пожал ее по-новому, как принято было на Западе, улыбнулся и произнес:

– Я рад, что смогу присутствовать на свадьбе сестры. Мне очень повезло.

Писатель непринужденно и чуть томно засмеялся, слегка опустил веки и ответил по-английски, с модным тягучим выговором:

– О, что вы, везунчик здесь я!

И он провел по волосам свободной рукой, странную красоту которой Юань так хорошо запомнил, а теперь увидел вновь.

Юань, не привыкший изъясняться подобным образом, уронил руку писателя У, в замешательстве отвернулся и только тогда вспомнил, что этот мужчина уже женат, и смутился еще больше, и решил потом тайком расспросить обо всем мать, потому что сейчас подобные расспросы были бы неуместны. Однако, когда несколько минут спустя все они вышли на улицу, где их ждали машины, Юань невольно восхитился, какая они красивая пара и как подходят друг другу. По обоим было видно, откуда они родом, и в то же время нет. Казалось, что на узловатом и бугристом стволе древнего дерева с могучими корнями вдруг распустились изысканные цветы.

Затем госпожа вновь взяла Юаня за руку и сказала:

– Нам пора домой, здесь очень жарко, потому что солнце отражается от воды.

И он позволил увести себя на ту улицу, где их дожидались машины. У госпожи был свой автомобиль, к которому она повела Юаня, все еще держа его за руку, а по другую сторону от нее шла Мэй Лин.

Ай Лан же села в маленький красный автомобильчик на двоих, а за руль сел ее возлюбленный. Они были так ослепительно красивы, что в своем сияющем авто казались богом и богиней. Верх автомобиля был откинут, поэтому солнце сияло на черных блестящих волосах и безупречной золотистой коже; алый цвет автомобиля ничуть не затмевал их красоты, а, наоборот, подчеркивал безупречные и совершенные формы и грациозность их тел.

Юань невольно восхитился красотой сестры и ее избранника и вновь ощутил, как к сердцу прилила гордость. Ни разу за шесть лет в чужой стране он не видел там людей такой удивительной, чистой красоты! Напрасно он боялся возвращаться домой.

Тут же у него на глазах из толпы зевак, остановившихся поглазеть на богачей, вырвался нищий и кинулся к великолепному алому авто. Он облапил руками край дверцы, вцепился в него изо всех сил и заорал привычное:

– Подайте немножко серебра, господин, хоть одну монетку!

На что молодой господин ответил очень грубым окриком:

– А ну убрал свои грязные лапы!

Но нищий заскулил и заклянчил пуще прежнего и не отпустил дверцу, покуда молодой писатель не стянул с ноги туфлю – заграничную туфлю, кожаную и с твердой подошвой, – и не обрушил каблук этой туфли на цепкие пальцы нищего. Тогда тот с криком «Мама!» рухнул обратно в толпу, прижимая к губам ушибленные пальцы.

Писатель махнул Юаню на прощанье красивой бледной рукой, его алая машина с ревом сорвалась с места и, сверкая на солнце, умчалась прочь.

В первые дни после возвращения на родину Юань щадил свое сердце и не делал выводов, покуда не увидел своими глазами, как все обстоит на самом деле. Поначалу он с облегчением думал: «Не такое уж все здесь и другое – моя страна ничем не отличается от прочих современных стран, и чего я только боялся?»

И ему в самом деле так казалось. Юань, втайне опасавшийся, что дома, улицы и люди покажутся ему убогими и грязными, с удовольствием отмечал, что это вовсе не так. Тем более его мачеха переехала из маленького дома, где жила прежде, в большой, выстроенный по западному образцу. В первый же день, когда Юань только ступил на его порог, она сказала:

– Я сделала это ради Ай Лан. Ей казалось, что наш прежний дом был