Город Х - Вероника Мелан

– В чем, например?

– В твоем признании.

Мне вдруг стало еще противнее, чем до того. Бедное мое признание – самое жалкое из всех. Его же еще и обосрали под конец. Я отвернулась и стала смотреть в сторону. Оно было настоящим, между прочим.

– Оно было настоящим, – вдруг произнесли слева, вторя моим мыслям. – И я знал, что ты говоришь правду.

Да? Мои брови против воли поползли вверх. Что ж, тогда оно не самое жалкое из всех. Всего лишь на девяносто девятом месте по шкале самых неудачливых признаний века.

– А потом пошла череда нелогичных событий, – продолжал пояснять водитель, которому, кажется, было плевать на мою бурю из эмоций. – Ты сбежала из моего дома, смущенная. Захотела уехать далеко-далеко, а после того, как я тебя догнал, попросилась в Делвик.

– И?

– А потом тебе кто-то позвонил, и ты вдруг сообщила, что я – далеко не лучший мужчина в твоей жизни и что у меня вообще короткий член.

Я вдруг против воли начала смеяться.

– Я не говорила, что у тебя короткий член.

– Не важно. Сказала, что я там какой-то пятнадцатый после кого-то…

– Шестой.

– Угу. Двадцать шестой. В общем, я сначала обиделся, вернулся домой, поостыл и принялся думать. Понял, что должен увидеть всех тех, после кого меня поставили в очередь, чтобы забить себе контрольный гвоздь в гроб, так сказать. И начал искать все видеозаписи с камер «Икса».

Бедный. Мне было смешно, грустно и еще немножко стыдно за свои вчерашние оскорбления. Хотелось извиниться, но я не решалась перебивать рассказ.

– Выяснил, после кого ты был в очереди?

Печально. Когда не верят в правду, но легко верят лжи.

– Да. Выяснил.

Отлично. Хоть одно обвинение с плеч, когда меня отпустят восвояси.

– А еще досмотрел до того места, когда Макферсон в аэропорту передал тебе записку.

Вот оно – восторжествовала правда.

Логан, повествуя, не замечал на моем лице ни сарказма, ни разочарования, ни отражения тоски.

– Я нашел их разговоры – Кокса и Макфесона. Где они совещались о том, как именно на меня лучше надавить, чтобы я вернул им деньги за проект, который выполнил.

– Вот же свиньи…

– Точно. И избрали они для этого тебя. Так как видели, что мы…

Спали вместе.

– …проводили много времени вместе.

Тактичный.

Мы все куда-то ехали, ехали и ехали. Менялись названия улиц, чередовали свет с зеленого на красный и наоборот светофоры; появлялись просветы в тучах. Все-таки куда же меня везут в пижаме?

– А после… – голос водителя вдруг охрип. – Я отыскал записи того, что случилось, когда…

Руки на руле сжались.

– Когда я вышла из машины?

Я лишь пожала плечами – для меня уже прожитый этап. И больно мне до сих пор было не от выстрела или от пули, но от разбитого сердца.

– Да.

– И ты отправил доктора. Спасибо.

Логан все молчал. Я посмотрела на него и увидела того же самого мужчину, который когда-то сражался за меня с противниками.

– Ты… убил их? – я ни минуты не сомневалась, что он мог бы. – Кокса и Макферсона?

– Нет. Я не стал марать руки.

– Тогда как ты можешь быть уверен…

На меня взглянули озорные синие глаза:

– Я отправил Макферсона в зону «Охоты».

– В «Охоту»?! Так он выйдет…

– Без права выхода из нее. Пожизненно. Плюс, я перепрограммировал систему так, чтобы она допустила его настоящую смерть.

Ого! Какой белый и пушистый парень сидит со мной рядом! Рук он не марал, да-да…

– А Кокс? Что ты сделал с ним?

– Я же программист, ты помнишь?

– Такое забудешь.

– Я спровоцировал с его компьютера хакерскую атаку на сервера Комиссии.

– Шутишь?!

Мой сосед смеялся.

– Нет.

– Так они, – у меня не хватало слов, – Коммисионеры – они же придут за ним?

– Уже пришли.

Логан улыбался широко и жизнерадостно. Совсем как кот, который решил вывалить крынку со сметаной соседу на голову.

Вот это да… Вот это он поквитался – изощренно, жестоко, серьезно.

И я против воли почувствовала странное – да, мы не были парой, как мужчина и женщина. Но мы, как ни странно, все-таки были командой.

– Приехали.

Седан остановился у стеклянных дверей самого высокого небоскреба города. Тех самых дверей, в которые я вчера входила с гордо поднятой головой, будучи уверенной в том, что меня ждут. Сделалось тошно.

– Зачем мы здесь?

Я подниматься не буду. Незачем.

Теперь я сидела в машине, как «потеряшка». Ни одежды, ни обуви, ни места, куда идти.

– Пойдем.

– Не хочу.

– Инига…

– Я туда не хочу.

– Ты не знаешь, что там.

На меня смотрели тепло, и это пугало куда сильнее вероятности получить еще одну пулю в спину. На кону стояли оставшиеся клочки от моего сердца.

– Логан, зачем? Что мне там делать? Вчера мы все сказали…

– Не все.

Без разницы.

– Инига… я знаю, что ты храбрая. Если не пойдешь, никогда не узнаешь того, что будет дальше.

– И плевать. Я не храбрая.

– Храбрая. Я воевал с тобой в «Охоте».

В «Охоте» мне было проще, чем сейчас.

– Решайся. Давай.

Он смотрел на меня так, как не смотрел никогда, – он гладил меня взглядом.

И я почти что с психом толкнула дверцу и шагнула мягким тапком на холодный асфальт – последнее испытание, ити-его-раздери! Последнее. В моей. Жизни. Потом я уеду отсюда далеко-далеко.

Лифтовая кабина была уставлена цветами в корзинах. Белыми, желтыми, красными, розовыми, фиолетовыми. Красиво. Цветов было так много, что мы едва отыскали пространство для себя.

– Кто-то что-то празднует?

Пахло, как в оранжерее.

– Нет.

Мы почти прижимались друг к другу, потому что иначе некуда было ступить. Логан на меня не смотрел, но улыбался:

– Просто ты не ответила, какие тебе нравятся.

На меня будто вылили ушат холодной воды. Это… для меня?

– Даже не думай…

Бежать было некуда; к тому же он крепко взял меня за запястье. В эту же секунду остановился лифт, прибыв на верхний этаж. Разошлись в стороны двери.