Триада: Кружение. Врачебница. Детский сад - Евгений Чепкасов

– Скажите, пожалуйста, – обратился Миша к недавнему оратору, активно закусывающему бутербродом с ветчиной. – Скажите, а где сейчас Владимир Красно Солнышко?

– В Москве. Три года назад уехал, занимается какими-то компьютерно-графическими работами. Я с ним полгода не общался: у него домашнего телефона нет, только трубка. Звоню – мне отвечают, что номер абонента заблокирован. Даже не смогли сообщить ему, что юбилей, – у него плохая память на даты. Если бы сообщили – приехал бы, конечно.

Старички-натюрморды ушли раньше, пожелав молодым повеселиться от души. Повеселившись, молодые натюрморды тоже стали собираться. Девчонки убирали со стола, а Дрюня негромко предлагал Мише и Степе обкуриться завтра вечером.

– Правда, будут в основном мои одноклассники, вы их не знаете, но зато план убийственный, – убеждал он. – Надо же сегодняшнюю стипуху как-то повеселей отметить…

– А что, разве не весело было? – удивился Миша.

– Как на похоронах. Еще старички эти… Я про «Натюрморды» плохого сказать не хочу, но они-то свое давно уже отыграли, у них, по ходу, внуки есть… Нет, веселиться надо по-другому.

– Я план не курю, – сказал Степа. – Принципиально.

– Правильный, блин, какой! – усмехнулся Курин. – Ну а ты, Миш?

– Давай, – решительно ответил тот. – Веселиться так веселиться.

* * *

Артурка открыл дверь только после третьего звонка, и Гена, усмехнувшись, подумал: «Как занавес в театре».

– Чем это ты занимался? – спросил гость.

– Спал, – ответил хозяин, глянув на Валерьева мутными очами.

– С чего бы это?

– Не пил, не волнуйся. Просто спать захотелось. Разувайся, проходи на кухню, пиво в холодильнике.

– Погоди, руки помою.

– Мой. Я потом тоже кое-что помою.

– Знаете ли, милейший, мне по фигу, чистая ли у вас задница, можете не стараться, – заметил Гена, выходя из ванной.

– У кого чего болит… – пробормотал Артурка. – Иди пиво доставай, я сейчас.

После того, как друзья отпили первые глотки из пузатеньких чайных чашек, Артурка сказал:

– Я ведь не просто спал, но и сон видел. Такое, знаешь, хорошее, стильное фэнтэзи. И всё так продумано, срежиссировано… Только вот плющит меня от этого сна до сих пор.

– Не тяни, рассказывай, – попросил Гена, отпив пару глотков. – Тебе ведь сроду такое приснится, что впору записывать.

– Записывай. Может, используешь где-нибудь, – сказал сновидец, пригубил пиво, поставил чашку на стол и, внимательно глядя на пивные пузырьки, начал: – Короче, композиция у этого сна трехчастная.

Первая часть: я, Клещ и еще два парня с моей школы идем по лесу. Лес дремучий, сумерки, впереди – замок. Ну, входим, а мы в плащах, с мечами… И еще мы знаем, что с миром что-то случилось и, чтобы вернуть всё на место, нам надо найти ведьмино зеркало. Что за ведьмино зеркало, пока не ясно. Входим, значит, и тут на нас нападают вампиры, оборотни – мы их мочим, мочим – и, знаешь, у меня меч был – чувствуешь, как он ребра разрубает: в руку отдается. Вампиров было до хренища, они нас окружили, но убивать, типа того, не хотели, а я ведь еще летать умел – ну, я стекло разбил и улетел – испугался, наверное.

Часть вторая: показана история ведьминого зеркала. Посмотри на эту картинку, – предложил Артурка, мотнув головой в сторону пленочного пейзажа с водопадом, наклеенного на белокафельную стену. – Это, оказывается, и есть ведьмино зеркало, и через него можно изменять мир. А я не знал. Сижу дома, телевизор смотрю; вдруг звонок, приходят Оля Гренкова и Валя Велина. А они, типа того, были ведьмы и знали о зеркале… Ну, дальше порнуха, трахнул я их, а они зеркало сперли. Прикинь, из-за меня весь мир хрен знает во что превратился!

Часть третья: я возвращаюсь в замок – сознание вины, всё такое. Вхожу, иду по коридору, а мне навстречу – нечисть эта вся, а впереди Клещ – в черном таком мундире, с эполетами и с палицей. Клещ говорит: «Всё, типа того, кроме тебя, воинов больше нет, сдавайся». Ну, я вижу – делать нечего, всё. Я уже просто так спрашиваю: «А кроме меня на земле хоть один человек остался?» Он говорит: «Да, но ему семь лет». И по телевизору показывают этого пацана: он играет в классики, прыгает, и всё вокруг трясется. И тут я прямо горд собой – я понял, что если хоть один человек еще остался, то всё нормально. Клещу я срубил голову, потом еще кого-то замочил, а потом проснулся, – может, меня убили, не знаю, а может, просто твой звонок разбудил… Как тебе сон?

– Круто. Только, по-моему, таких снов не бывает, – усомнился Гена, погрузив ладонь во вспоротый пакет с чипсами и извлекши оттуда хрусткую добычу.

– Но мне же они снятся! – возмутился Артурка и двумя крупными глотками осушил чашку. – Если остальные такие ущербные, что нормальных снов не видят, я-то тут при чем?

– Ни при чем, успокойся, – примирительно молвил Валерьев. – Может быть, это и правда ущербность – не видеть таких снов… А может быть, наоборот, твои сны-кинофильмы компенсируют ущербность в какой-то другой области.

– Вот это наехал! – подивился Артурка, разливая пиво, но не обиделся и разлил поровну.

– Я имел в виду область творчества, – поспешно уточнил Гена. – Ты видишь сны, запоминаешь их и не пишешь, а я крайне редко вижу сны, не запоминаю их, но зато иногда пишу. А когда мне не писалось, я несколько раз видел текстовые сны.

– Как это?

– Ну, вижу книжную страницу и читаю, дочитал – перевернулась, снова читаю, и так всю ночь.

– И после этого мои сны кажутся тебе странными, – хмыкнул Артурка. – Давай выпьем за то, чтобы не было бессонницы, и продолжим тему.

– Давай, – улыбнулся Гена и после паузы, обусловленной питейными обстоятельствами, добавил: – А вообще, сон тебе приснился интересный.

– Я и говорю: до сих пор плющит. Можете истолковать?

– Я же не Даниил и не Фрейд, – резонно заметил Валерьев. – Хотя психоаналитика к твоему сну и близко подпускать нельзя, а то выяснится, что ты садомазохист-некрофил, склонный к педофилии.

– Вы правы, доктор, – сказал Артурка, просмеявшись.

– Неужели диагноз точен?

– Нет, я про психоаналитика, которому незачем знать о таких снах. Читал у Пелевина «Зигмунда в кафе»?

– Читал, классный рассказ. А вы, многоуважаемый пациент, прочли его в моей книжке, так что не фига было и спрашивать.

– Позвольте, профессор, но разве у вас уже вышла книжка? И разве… – Артурка всхрюкнул и стукнул по столу кулаком с оттопыренным вверх большим пальцем. – И разве «Зигмунд в кафе» не господина Пелевина сочинение?

– Хорошо! – воскликнул Гена и расхохотался, произнеся сквозь смех: – Разве «Юрий Милославский» не господина Загоскина сочинение? Только вы, мой друг, женскую реплику взяли, что в сочетании со свежевымытой задницей наводит на некоторые размышления…