Дымка. Черный Красавчик - Виль Джемс

– У тебя хороший хозяин, и ты этого заслуживаешь.

Редко кто замечает лошадь, работающую на него. Этот господин и еще двое или трое ласкали меня и говорили со мной дружелюбно, но большинство об этом никогда и не думало.

Добрый господин был уже немолодой человек с сутуловатой спиной и очень приятной улыбкой. Взгляд у него был проницательный, тонкие губы выражали твердую волю. По ним и по движению головы можно было догадаться, что человек этот всегда исполнит то, за что примется. Голос его внушал безграничное доверие.

Случилось раз, что он нанял наш экипаж с другим господином пополам. Мы остановились возле одной лавки. Другой господин вошел туда, а наш остался рядом с экипажем. Через улицу, ровно напротив, подле винного погреба стояла подвода, заложенная прекрасной парой рослых, красивых лошадей. Возницы не было при них; не знаю, давно ли они так стояли, но им, по-видимому, надоело тут стоять. Они двинулись с места. Не успели они пройти нескольких шагов, как возница выскочил из погреба и остановил их. Он казался сильно возмущенным и принялся изо всех сил хлестать лошадей кнутом, не разбирая, куда сыплются удары, часто попадая по голове. Наш господин видел все это; он быстро перешел через улицу и решительным голосом сказал ломовому извозчику:

– Если вы не перестанете сейчас истязать лошадей, я кликну городового, и вас будут судить за дурное обращение с животными.

Извозчик был, верно, пьян, так как он начал сильно браниться; однако он перестал бить лошадей, подобрал вожжи и сел на подводу.

Наш добрый господин между тем вынул из кармана записную книжку и записал в нее имя владельца и его адрес, выставленные на подводе.

– Это вам на что? – проворчал извозчик, хлопнув бичом и проезжая мимо; но господин ничего ему не ответил и только кивнул с улыбкой, обещавшей мало хорошего пьяному извозчику.

Когда он вернулся к экипажу, его приятель воскликнул:

– Неужели тебе мало своих дел, Райт, что ты занимаешься чужими лошадьми и слугами?

Наш добрый господин помолчал; потом, откинув голову немного назад, спросил своего приятеля:

– Знаешь ли ты, отчего свет так плох?

– Нет, – отвечал тот.

– Так вот я тебе скажу: оттого, что люди думают только о своих собственных делах и не хотят заступиться за угнетенных, не обличают дурного дела. Я никогда не пропускаю злого деяния, если оно происходит на моих глазах, и я получил уже не одну благодарность от хозяев за то, что предупредил их о том, как дурно обращались с их животными.

– Кабы было на свете побольше таких господ, как вы, сударь, – заметил Джери. – Куда как они нужны людям!

Мы продолжали свой путь; когда же мы довезли господ, куда нужно было, я слышал, как добрый господин сказал:

– Я считаю, что если мы видим какое-нибудь зло, жестокость какую-нибудь и ничего не делаем, чтобы остановить людей, то мы сами становимся участниками злодеяния.

Как видите, мне, извозчичьей лошади, жилось очень хорошо, потому что мой хозяин ездил сам от себя[8]и находил свою выгоду в том, чтобы его лошади пользовались порядочным уходом и не переутомлялись; кроме того, это был замечательно добрый человек. Но в совершенно иных условиях живет извозчичья лошадь, принадлежащая крупному содержателю экипажей: она попадает в руки наемного извозчика, который думает об одном: как бы выручить побольше денег в день, чтобы ему осталось что-нибудь сверх условной дневной выручки в пользу содержателя. Я мало понимал сам во всех этих делах, но слышал разговоры на нашей бирже и не раз видал, как хозяин Грей бранил извозчиков, возвращавшихся на биржу с измученными лошадьми.

Однажды подъехал к нам плохо одетый извозчик по прозвищу Мрачный Сэм. Его лошадь была совсем заморена, и на ней видны были следы тяжких побоев. Хозяин Грей нахмурился, увидав ее, и сказал извозчику:

– Тебя бы притянуть надо за то, что ты бедную лошадь так замучил.

Извозчик накинул дырявую попону на лошадь и, обернувшись к Грею, заговорил голосом, в котором слышно было отчаяние:

– Если кому-нибудь следует отвечать, так это нашим хозяевам, требующим огромных выручек, и седокам, дающим низкую цену за проезд. Заработать извозчику на хозяина восемнадцать шиллингов в день – это такая каторжная работа, которую не всякий вынесет; ведь надо еще что-нибудь отложить для себя и своей семьи. Как же тут быть? Поневоле выколачиваешь из лошади, сколько можешь, чтобы не умереть с голоду. А у меня шесть человек детей и только один старший может что-нибудь заработать. Дежуришь на бирже четырнадцать или шестнадцать часов в сутки, а уж о дне отдыха и не помышляешь. Вы знаете моего хозяина, Скиннера: он готов всегда прижать человека, и отдыха у него не жди. Не думаю, чтобы можно было больше моего работать. Мне теперь нужно бы купить себе непромокаемый плащ, но я не могу этого сделать, когда дома есть столько голодных ртов. На прошлой неделе пришлось заложить часы, – иначе нечем было бы заплатить Скиннеру Я знаю, что должен навсегда проститься с моими часами.

Некоторые извозчики одобрительно кивали головами, слушая рассказ Сэма.

– Вы, ездящие от себя или работающие на добрых хозяев, – продолжал Сэм, – можете обращаться хорошо с лошадьми, не принося себе ущерба, но я никак не могу этого сделать. У нас есть такса. Вот сегодня я должен был далеко везти седока, – миль шесть, я думаю, пришлось сделать, – и что же? Я не мог спросить больше трех шиллингов: обратно же пришлось ехать порожняком. То же самое случается постоянно. Прибавьте к этому тяжесть поклажи, которую то и дело возишь, – ведь господа не думают: они положат пропасть вещей в экипаж да еще и к кучеру на козлы столько же. Я не говорю, чтобы всегда было так плохо, бывают выгодные концы, но редко, а когда лошадь устанет, то волей-неволей идешь на одном кнуте. Жена и дети дороже лошади, хозяева должны бы об этом подумать! Я не стану так, без нужды, истязать свою лошадь, – никто из вас не обвинит меня в том. Как хотите рассуждайте, но не я виноват, тут есть другая причина. Ведь ни одного дня не имеешь для себя, для отдыха, никогда не посидишь со своей семьей. Часто я чувствую себя стариком, хотя мне только сорок пять лет. Господ вы сами знаете, они подозревают каждого извозчика, что он хочет обмануть их, и они торгуются из-за копейки. Хотел бы я посадить одного из них на мое место; пусть бы он просидел шестнадцать часов на козлах, да еще во всякую погоду, да с условием привезти хозяину восемнадцать шиллингов в день. Если б господа поближе узнали нашу жизнь, они не торговались бы так и не забирали бы с собой столько клади. Конечно, есть тороватые, которые дают хорошо на чай, – да без этого мы не могли бы вовсе жить!

Вокруг Сэма послышалось одобрение. Кто-то сказал:

– Да, очень трудно жить, просто не под силу иной раз. Нельзя корить человека за то, что он подчас и обозлится или выпьет.