19-я жена - Дэвид Эберсхоф

Покинув Электру с девушкой-готкой, мы с Джонни поехали к бассейну. Обоим необходимо было помыться, а мне — подумать, где же я в конце концов очутился. Попрыгав в воде, Джонни бочком-бочком подкатился к двум девчонкам-подросткам, ловившим последние лучи солнца на травяном пятачке.

— Дайте мне знать, дамы, если вам понадобится помощь, когда станете накладывать этот лосьон для загара, ладно?

— Пошел ты!

— Ослиная задница!

— Ах, я тоже рад с вами познакомиться, дамы.

— Лох!

Девочка, сказавшая это, лежала на спине в бикини клубничного цвета. Ее нежные бедра поблескивали от масла. Было совершенно ясно, почему Джонни не собирается сдаваться.

— Позвольте начать все сначала. Я — Джонни, и, несмотря на мое первое впечатление, я очень симпатичный парень.

Этого оказалось достаточно, чтобы вторая девочка улыбнулась. Она отложила детектив в бумажной обложке и сказала:

— Я — Джен. А это — Лора.

Джонни ухватился за предоставленную возможность и сел на самую крохотную полоску полотенца Джен. Через пятнадцать минут он занимал уже половину ее полотенца. Они смеялись, а один раз Джонни ткнул пальцем в мою сторону, и девочки посмотрели на меня с величайшим любопытством. Ветер изменил направление, и я уже плохо мог их расслышать, но иногда до меня долетали обрывки их беседы, включая: «Он, в общем-то, в порядке», а потом: «Но мне нравится его собака».

Итак, вот, значит, где я очутился: сижу на краю городского плавательного бассейна, болтаю ногами в воде. Мама по-прежнему в тюрьме. Морин обозлилась. Джонни меня игнорирует. Электра далеко и наслаждается, пьянея от сладостей. Роланд неизвестно чем занят. Отец мой так и остается убитым. Сейчас — вечер пятницы. Если я собираюсь в понедельник взяться за ту работу в детской, мне тут все надо сворачивать по-быстрому.

— Эй, Джордан! Давай сюда!

Джонни представил меня девочкам:

— Это тот придурок, о котором я вам рассказывал. — Потом, понизив голос, сказал мне: — Слышь, придурок, мы направляемся к Джен домой. Найду тебя попозже.

— То есть как это — попозже?

— Попозже — это попозже. То есть не сейчас. Остынь, придурок.

— А когда я найду тебя?

— Друг, что это с тобой сегодня?

Низкое солнце искрами сверкало на воде. Вокруг нас бегали ребятишки и со всего размаху прыгали в воду. Группка подростков делила меж собой пачку сигарет «Мальборо». Две пожилые дамы бродили по воде в мелком конце бассейна.

— Ничего со мной сегодня.

— Так я тебе позвоню.

Джонни перевернулся на полотенце, выставив на обозрение узкую спину. Острые лопатки стали еще острее, когда он протянул руку — выпить глоток кока-колы из бутылки Джен. В другой жизни Джонни в старших классах средней школы был бы борцом и закончил бы ее с БУСом[78]— средним баллом успеваемости. А в этой он просто милый маленький плутишка.

Мне едва минуло шестнадцать лет, когда я слегла от болезни, которая до сегодняшнего дня так и не нашла объяснения. Я лежала в постели в насквозь промокшей рубашке и горела в жару. Через три дня мама послала к отцу сообщить о моем состоянии. Со времени увлечения моего отца новыми брачными союзами, что случилось четыре года назад, они жили врозь: он — в Грейт-Солт-Лейке, переходя из постели одной жены в постель другой, третьей и четвертой, а мы с мамой — вдвоем на небольшой плодообильной ферме в Южном Коттонвуде, примерно в десяти милях от города.

Когда отец увидел мое подлинное положение, он обвинил маму в небрежении за то, что она не позвала доктора. Они некоторое время спорили у изножья моей кровати, как лучше поправить мое состояние. В конце концов мама согласилась, что ее молитв оказалось недостаточно, и послала за единственным человеком, который, как она верила, мог восстановить мое здоровье, — за Бригамом Янгом. Бригам решил, что я должна пройти посвящение — Церемонию Облачения; этой святой чести удостаивались лишь немногие из молодежи, не принадлежавшие к его собственному семейству. Впервые с тех пор, как я заболела, лицо моей мамы засияло от радости. Для женщины, наделенной столь глубокой и искренней верой, как моя мать, это была такая высокая честь, о какой человек в своей земной жизни может только мечтать.

Церемония Облачения — ритуал настолько тайный, что Святой может подвергнуться изгнанию из Церкви или даже смерти, если раскроет кому-либо его содержание; он столь высоко ценим, что Святые говорят о нем как о втором по значению блаженстве, сравнимом лишь с обетованным вознесением на Небеса. Вплоть до этого момента я мало времени тратила на размышления о теологических истинах. Я принимала все, что мне говорили о Боге, о Христе, о Джозефе и его Откровениях и о Божественной власти Бригама, ибо все, кого я любила, говорили мне, что все это — правда. Если бы в том возрасте вы спросили меня, верую ли я, я бы с энтузиазмом воскликнула «да!». Я молилась, посещала службы, пела псалмы во всю силу своих легких и пыталась жить по «Догматам Веры»[79]Джозефа Смита и тем мудрым заветам, какие Бригам возвещал в своих воскресных проповедях. Ни разу за свою тогдашнюю короткую жизнь не пыталась я самостоятельно сразиться с метафизическими вопросами, поскольку церковная система Бригама, включающая в себя абсолютно все, совершенно не оставляла в этом теологическом пейзаже открытого пространства, где можно было бы о чем-то раздумывать. Так что я беспрекословно верила, что Церемония Облачения станет главным моментом моей юной духовной жизни. Однако теперь, после стольких прошедших лет, я понимаю, что верила так потому, что мне так сказали.

На следующее утро, в семь часов, все еще под властью лихорадки, я вошла в Дом Облачений. В те времена это было самое священное место во всем Грейт-Солт-Лейке и самое таинственное. Тем, кому пришлось побывать там, запрещалось о нем говорить. Такая таинственность порождала всяческие слухи о том, что там внутри: некоторые описывали внутреннее помещение Дома как некое подобие самих Небес, другие предполагали, что там темно и затхло, как в склепе. Говорят, что Дом Облачений архитектурно позаимствовал некоторые черты у Храма франкмасонов. Еще юношей Джозеф познакомился с франкмасонами и, возможно, вступил в одну из их лож, поэтому некоторые из его клеветников заявляют, что Церемония Облачения заимствована у франкмасонов и представляет собою подражание их ритуализованным собраниям. И те и другие используют особые тайные рукопожатия, пароли, особый порядок личного продвижения в сообществе, основывающийся на степенях, и множество символических жестов и знаков. Однако, обладая весьма малым багажом личных познаний об организации франкмасонов, я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть эти заявления. Тем не менее я могу открыть Дорогому Читателю, что единственной экзотической чертой внутри Дома Облачений Мормонов является необычайное количество ванн для мытья.