19-я жена - Дэвид Эберсхоф

Перед нашими глазами Адам и Ева разыгрывали свою личную, всем знакомую драму. Почему-то никак не удивительный и давно всем известный ее исход привел аудиторию в ужас. Зрители были восхищены, а две женщины и в самом деле охнули от страха, когда змей — человек в черной маске и с длинным хвостом, в обтяжных брюках до колен и зачерненными угольной пылью руками — выскользнул на сцену. И снова я почувствовала, как одинока я в своих сомнениях, и снова винила себя. Только слабая душа могла не ужаснуться грехопадению Человека! Но все целиком это событие поразило меня до онемения. Мне пришлось однажды слышать, как весьма уважаемый доктор медицины сказал, что болезнь — это самое одинокое состояние человека. Я бы привела в ответ свои доводы: ведь и сомнение заслуживает того же определения.

Затем второй занавес — в глубине сцены — раздвинулся, обнаружив Сатану. Не знаю, кто его играл, но это был стройный, мускулистый мужчина в обтягивающем черном костюме с полосами цвета фуксии, в маске, которая должна была бы устрашать, с маленькими мягкими рожками на голове вроде двух пушистых выступов на голове ягненка. Я была разочарована тем, что наша Церковь с ее небесными провидениями не смогла более оригинально представить дьявола. Сатана приплясывал вокруг Адама и Евы, подвергая их всяческим мучениям, но ни тот ни другая не обладали достаточным талантом, чтобы играть трагедию. Потом Сатана, приплясывая, обежал присутствовавших в зале мужчин и женщин. Все любят дьявола, и наша аудитория не была исключением. Люди вскрикивали, подобно тем, что наблюдают фейерверк. Между тем я почувствовала, что сейчас упаду в обморок от усталости, и стала было искать скамью, чтобы присесть.

— Встань, встань, встань! — прошипела Сестра Сноу, поднимая меня на ноги.

Эта маленькая, жесткая женщина поддерживала меня, крепко обняв. Откуда у нее могла быть такая мощь?

После всего этого мы взошли на сцену, а Сатана не переставая скакал вокруг нас. Тот, кто скрывался за этой маской, горел неизбывным, долго сдерживаемым желанием плясать и перелетать с места на место, словно самый веселый из шмелей. Затем последовала целая цепь гостей, каждый из которых представлял ту или иную ветвь или секту христианской религии: квакер, методист, баптист, католик… Каждый представитель утверждал, что именно его путь есть единственно верный путь Христа. Они окружили нас, выкрикивая каждый свою позицию, и кричали до тех пор, пока какофония их голосов не оглушила нас, пока несколько человек не стали затыкать руками уши. С точки зрения драматического эффекта эта сцена, должна признаться, явилась главным моментом всего представления, ибо до меня дошло — почти в ту же секунду, — что в течение двух тысяч лет человечество утверждало: есть единственный путь к Богу — МОЙ!

А Сатана смеялся над этой войной мнений: «Видите, Человек попался в мою ловушку!» Хотя я не писатель, и этот мемуар — моя единственная попытка охватить жизнь словами, несмотря на недостаток умения и опыта, даже я предложила бы пересмотреть сценарий Сатаны.

После этого Апостолы обучали нас целому ряду паролей, необходимых для прохождения различных степеней в Священничестве по чину Мельхиседека,[81]а также довольно большому числу особых (порой щекотных) рукопожатий, которые должны были в Жизни после смерти показать, что мы действительно истинные Святые. Затем Сестра Сноу приблизилась к моему уху, прижав руку ковшиком ко рту, и прошептала: «Когда ты войдешь в Царствие Небесное, называй себя Сара, ибо это твое тайное имя и оно гарантирует тебе вход. Ты никому не должна открывать твое тайное имя, кроме твоего мужа в день вашего запечатления. В ином случае унеси его с собой в могилу. Ты поняла?» Я поворачивала это новое имя в уме и так и сяк: Сара! Поворачивала множество раз, гордясь библейским символизмом этого имени. Я поклялась себе изо всех сил беречь это имя всю свою жизнь, словно оно мое дитя и вся его жизнь зависит от моей о нем заботы.

Женщина рядом со мной была иссохшее, согбенное создание: всем было ясно, что ее тайное имя может потребоваться ей очень скоро. Сестра Сноу склонилась к ее уху.

— Не слышу тебя, дитя мое! — громко, словно каркнув, произнесла старуха.

Сестра Сноу попыталась снова донести свое сообщение до ее слуха, на этот раз погромче.

Мне послышалось — она опять произнесла имя «Сара», но ведь такое было просто невозможно! Я уверяла себя, что неправильно расслышала слова Сестры Сноу и что мне незачем беспокоиться. И тем не менее я всегда задавалась вопросом: не назвала ли Сестра Сноу эту старушку Сарой, да и всех остальных женщин тоже? И не окажется ли это тайное имя подпорченным, утратив свои небесные качества, если в Доме Облачений его дают каждой женщине без разбору? Как-то, после того как я вышла замуж за Бригама, я задала ему этот вопрос. Он густо покраснел и рассмеялся: «Господи боже мой, Энн Элиза, почему ты всегда склонна во всем видеть тайный сговор?»

За всем этим последовало почти двухчасовое изображение жизни Джозефа Смита, включая посещение его спальни ангелом Моронием, обнаружение золотых скрижалей и т. д. и т. п. Последним эпизодом было убийство Джозефа в тюремном доме Картиджа и блуждания Мормонов без пророка и вождя. Но как раз в тот момент, когда казалось, что все потеряно, на сцене появились Апостолы, загнали Сатану на подобающее ему место — в его огненную дыру и провозгласили Бригама Янга новым Пророком. Бригам Янг поведет Святых к Сиону и к Искуплению. В красных пустынях Америки они обретут Спасение.

Конец.

Или, во всяком случае, я так думала. Апостолы, игравшие самих себя, велели нам всем, встав в кружок, опуститься на колени и стали направлять нас в наших торжественных клятвах и заявлениях. Мы воздевали руки горе. Женщины клялись в абсолютной покорности своим мужьям. Мужчины клялись никогда не жениться без дозволения Церкви. Все вместе мы поклялись полностью подчиняться авторитету Церкви. Мы поклялись осуществить возмездие за гибель Джозефа Смита и защищать жизнь Бригама Янга, даже если потребуется пролить кровь. И под самый конец мы поклялись никогда не раскрывать тайн Церемонии Облачения. Наказанием за подобное деяние служит лишение человека внутренностей, а затем вырезание языка и сердца из тела провинившегося и их сожжение. Апостолы сообщали нам об этом наказании с такой угрозой и уверенностью в голосах, что каждая из нас затряслась от страха.