Катастрофа. История Русской Революции из первых рук - Александр Фёдорович Керенский

в комнату вошла делегация стоявших тогда в Петрограде казачьих полков, состоявшая, если я правильно помню, из двух-трех офицеров и такого же числа казаков. Делегация сообщила мне, во-первых, что они хотят знать, какими силами я располагаю для подавления мятежа. Они заявили тогда, что казачьи полки будут защищать правительство, но только при условии моего заверения, что на этот раз кровь казаков не прольется напрасно, как это было в июле, когда я, как предполагалось, не принял достаточно энергичных мер против мятежников. Наконец делегаты настояли, что будут сражаться только по моему личному приказу.

В ответ я прежде всего указал, что подобные заявления совершенно недопустимы со стороны людей воинского долга, особенно когда народу грозит великая опасность, и что каждый из нас обязан исполнить свой долг до конца! Затем я добавил:

— Вы прекрасно знаете, что во время восстания большевиков с 3 по 6 июля я находился на фронте, где тогда начиналось наступление. Вы знаете, что, покинув фронт, я прибыл в Петроград 6 июля и немедленно приказал арестовать всех большевистских вождей. Вы также знаете, что я немедленно уволил генерала Половцова с поста главнокомандующего войсками Петроградского военного округа из-за его нерешительности во время восстания.

По итогам этого разговора казаки категорически заявили, что все их полки в Петрограде исполнят свой долг. Я вслед за этим подписал казакам особый приказ, предписывающий им отдать себя в распоряжение окружного военного штаба и выполнять все его указания. В этот момент, в час ночи на 24 октября, у меня не было ни малейшего сомнения в том, что эти три полка донских казаков не нарушат своей присяги, и я немедленно отправил адъютанта в штаб с информацией, что казакам можно доверять. по факту полностью.

Как и утреннее заседание Совета Республики, разговор оказался грубой ошибкой. Я не знал, что пока я беседовал с полковыми делегатами, Совет казачьих войск, заседавший всю ночь, провозгласил нейтралитет казаков в борьбе Временного правительства против большевистского восстания.

После бесед с Даном и с казаками я вернулся на заседание Временного правительства. Можно себе представить напряжение, царившее на заседании, особенно после поступления сведений о захвате Красной Гвардией центральной телефонной станции, главпочтамта и других правительственных зданий. Никто из нас, однако, ни на минуту не подумал о возможности каких-либо переговоров или соглашений с изменниками в Смольном. Насколько я помню, правительство закончило свое заседание в 2 часа ночи, и министры разошлись по домам. На некоторое время задержался М.И.Терещенко, а после его отъезда я остался работать вдвоем с А.И.Коноваловым, моим заместителем и министром торговли и промышленности.

Между тем восстание в городе развивалось с огромной скоростью. Вооруженные отряды большевиков приближались к Зимнему дворцу и штабу военного округа. Несколько солдат Павловского гвардейского полка устроили настоящую засаду в своей казарме в конце Миллионной улицы, у Марсова поля, арестовав всех «подозрительных» лиц, идущих со стороны дворца. Дворец охраняли только курсанты и небольшой отряд броневиков. Сразу же по окончании заседания кабинета передо мной предстали начальник гарнизона и его начальник штаба. Они предложили организовать экспедицию всех верных правительству сил, включая казаков, для захвата Смольного института, где разместили свой штаб большевики. Во время этого разговора я с нарастающим интересом следил за двусмысленным поведением полковника Г.П.Полковникова, все более и более поражаясь вопиющему противоречию между его чересчур оптимистичными и обнадеживающими отчетами и печальной реальностью ситуации, какой я ее уже знал. Стало более чем очевидно, что все его донесения за последние десять-двенадцать дней о настрое войск и о готовности собственного штаба к решительной борьбе с большевиками не имели под собой никаких оснований.

Полковник Полковников

На мое совещание с командующим войсками явился комиссар градоначальства Петрограда Е.Ф.Роговский. Он принес тревожные вести, во всем противоречащие сообщениям, только что представленным полковником Полковниковым. От Роговского мы узнали, между прочим, что значительное число боевых кораблей Балтийского флота вошло в Неву в боевом порядке, что часть этих кораблей дошла до Николаевского моста, и что этот мост, в свою очередь, был занят отрядами мятежников, которые уже продвигались все дальше к дворцовому мосту. Роговский особо обратил наше внимание на то, что большевики без труда осуществляют свой план, не встречая сопротивления со стороны правительственных войск.

Противоречие между докладом Роговского и докладом полковника Полковникова было поразительно очевидным. Нельзя было терять ни минуты. Надо было спешить в штаб!

Вместе с А.Т.Коноваловым и в сопровождении адъютанта я отправился в штабной корпус, пройдя бесконечные полутемные коридоры и нижние покои дворца, где готовились ко сну незанятые юнкеры. Здание штаба было заполнено офицерами всех званий и возрастов и делегатами различных воинских частей. Среди этой военной толпы двигались какие-то странные штатские. Бросившись на третий этаж, прямо в кабинет командующего войсками, я попросил полковника Полковникова немедленно доложить о положении. Отчет убедил нас — Коновалова и меня — в том, что на полковника Полковникова и большинство офицеров его штаба больше нельзя полагаться. Шел одиннадцатый час вечера, когда я пришел к пониманию, что надо срочно взять командование в свои руки.

В штабе округа было несколько высокопоставленных офицеров, на которых я мог положиться с абсолютным доверием. Но их было слишком мало. Я вызвал по телефону тех из них, чье присутствие оказалось наиболее необходимым, и попросил их безотлагательно явиться в штаб. Тогда я решил ввести в действие добровольческие боевые организации партий, в особенности довольно многочисленную организацию партии эсэров. Ночные часы тянулись мучительно. Отовсюду мы ждали подкреплений, но их не было. Были бесконечные телефонные переговоры с казачьими полками. Под разными предлогами казаки упорно держались в своих казармах, неизменно твердя на все лады, что «все выяснится».

С другой стороны, добровольческие вооруженные силы, находившиеся в распоряжении партийных организаций, также не проявляли активности. Это довольно загадочное обстоятельство должно было объясняться тем, что партийные центры, поглощенные бесконечными переговорами со Смольным и полагаясь больше на силу «резолюций», чем на силу штыков, не успели вовремя отдать нужные распоряжения.

А ночные часы все тянулись. И чем ближе подходило утро, тем накалялась атмосфера в штабе. Один честный и преданный офицер, вызванный на службу, явился ко мне и, понаблюдав за происходящим в здании штаба и особенно внимательно следя за действиями полковника Полковникова, заявил, что не может назвать увиденное иначе, как предательством. Многочисленные офицеры, собравшиеся в здании штаба, вели себя в своем отношении к правительству, и особенно ко мне лично, все более вызывающе. Как я узнал впоследствии, они занимались по инициативе полковника Полковникова агитацией