Пардес - Дэвид Хоупен

проектом или легким развлечением, пока вы двое снова не обретете друг друга?

Она встала, шагнула ко мне. Я заметил, что дрожу от дождя.

– Ты должен понять…

– Ты по-прежнему намерена видеться с ним?

Она закрыла глаза и молча заплакала.

– Мне никогда этого не добиться, – сказал я, – так ведь?

– Не добиться чего?

– Не заставить тебя плакать.

Впервые в жизни я задумался о том, что счастье, может, не имеет смысла.

– А ты бы этого хотел? – спросила она.

Я так замерз под дождем, что у меня кружилась голова. Я столького хотел сейчас – да и всегда, – что сам испугался.

– Да.

Она поцеловала меня, отобрав у меня все так неожиданно и жестоко, что я едва не рухнул.

– Прости меня, Гамлет.

Земля ушла у меня из-под ног – так последние отблески света гаснут в ночи. Она отстранилась. Слабо улыбнулась, разбив мне сердце. Отняла у меня свою руку и ушла по дорожке, растворившись в тумане.

* * *

Мы отправляли во мрак мячи для гольфа на заднем дворе у Ноаха. Был одинокий шаббат, одинокая неделя. Холодно не по сезону: затяжные дожди, небо цвета гранита, осколки молний, мокрые коварные дороги. Прошло несколько дней с тех пор, как я застал у себя на крыльце Софию; мы больше не разговаривали. Я игнорировал ее на уроках, даже на биологии, она пропустила еще два учебных дня, якобы болела гриппом. В один из этих дней Эван тоже не пришел, и это усилило мою паранойю. Я пытался напоминать себе о первоначальных предупреждениях Софии, чтобы простить ее, потом пытался убедить себя, что со мной обошлись подло. Ни первое ни второе не подействовало. В мою жизнь впервые с тех пор, как я приехал во Флориду, просочилась бруклинская блеклость.

– Чего молчите? – Ноах со стуком отправил мяч в темную даль. – Последнее время все жуть какие раздраженные.

Я сделал боковой крученый удар, мяч отклонился на четыре ярда влево и едва не попал Амиру в висок. Амир предусмотрительно ушел за пределы моей досягаемости.

– Экзамены? – предположил он. – Погода?

– Не, – возразил Оливер. – Я так думаю, переживают из-за девчонок.

– Дрю?

Я прикончил пиво, пожал плечами.

– Видишь, как реагирует, – сказал Оливер. – По-моему, Иден перепил.

– А ты, Эв? – спросил Ноах.

Эван не поднял глаза.

– Что – я?

– Не знаю, – ответил Ноах. – Ты на этой неделе каждый вечер где-то пропадал. Во вторник пропустил школу. Не отвечаешь на сообщения. Ты ведешь себя так же странно, как Дрю.

Оливер пожал плечами:

– Я же говорил. Переживают из-за девчонок.

К горлу подступила тошнота.

Эван отшвырнул клюшку:

– Не сравнивай нас.

– Кого?

– Меня с Иденом.

– Что это значит? – к своему удивлению, произнес я.

– Надо же, – сказал Эван, – тебе так страшно слышать, что мы с тобой разные?

Я пнул в его сторону комок земли.

– Напротив. Надеюсь, никто не сравнивает меня с тобой.

– Вот и ладушки, – примирительно проговорил Ноах. – Может, займемся чем-то другим?

Амир оперся на клюшку:

– Например?

– У меня идея, – сказал Эван. – А давайте накурим Идена.

– Смешно, – откликнулся Ноах. – Ты явно злишься.

Я положил клюшку, подошел к Эвану; у меня заныл висок.

– Окей.

– Что окей?

Я страдальчески моргнул.

– Давай так и сделаем.

Эван улыбнулся, разглядывая мое лицо.

– У тебя такой вид, будто ты хочешь со мной подраться, ты это знаешь? Если хочешь, можешь меня ударить. Я не возражаю.

Амир хрустнул костяшками пальцев.

– Не ты первый, Ари, – пробормотал он. – Может, и надо бы.

Я представил себе это, и меня вдруг потянуло – да так сильно, что я испугался – ударить его до крови. Я потер лоб.

– Ну так что, мы будем или нет?

– Мне нравится твоя смелость, – ответил Эван, – но мы все знаем, что ты трепло, Иден.

Я обнаружил, что уже в доме, сижу на диване. Ноах включил вентилятор и открыл дверь в патио, чтобы устроить сквозняк. Оливер сходил к своей машине и вернулся с пожелтевшим носком – такой не захочешь, запомнишь, – из которого извлек полиэтиленовый пакет. Измельчил шишки, свернул косяк, протянул Эвану. Тот закурил, глубоко затянулся, запрокинул голову, выдохнул. Дым клубился, застилая окна.

Эван махнул мне:

– Твоя очередь, Иден.

Меня словно оглушило: алкоголь, отказ из Колумбии, то, как жгло у меня в груди при виде Эвана, мысль о том, что София, быть может, в эту самую минуту пишет ему сообщение. Я схватил косяк. Любопытное молчание, все на меня смотрят. Я поднес косяк к лицу.

Курить не хотелось. Мне не нравился ни сам процесс, ни то, как Оливер с Эваном вели себя потом. Сам не знаю, с чего я решил, что если возьму у него косяк, то это изменит соотношение сил между нами. Я, полупьяный, лишь понимал, что больше не желаю проигрывать Эвану.

– Эй, подожди, не делай того, о чем пожалеешь, – предостерег меня Ноах, сообразив, что я не шучу.

– Да не будет он, – сказал Эван, – я же говорил, он ссыкло.

– Ари, – произнес Амир с таким видом, будто ему хотелось схватить меня и встряхнуть, чтобы образумить, – не будь идиотом. Не ведись на их подначки.

Я пьяно затянулся.

– Нихрена себе, – сказал Оливер. – Эв, ты породил чудовище.

– Вот так, задержи на несколько секунд, – посоветовал Эван, и я вспомнил, как он учил меня пить – и в тот же вечер подмешал в мой коктейль ксанакс. Я хотел было сказать об этом, но легкие мои полнились дымом.

Я задерживал дыхание, пока не стал задыхаться. Я зашелся кашлем, горло горело. Я расхаживал по комнате, стараясь отдышаться.

Оливер перекрестился:

– Вот не думал, что доживу до такого. Верую.

Ноах ухмыльнулся, покачал головой:

– Только Рокки не говорите. – Взял у меня косяк, поднес к губам. – Так как это ошибка, чтоб вы знали.

Я по-прежнему силился выкашлять легкое.

Все посмотрели на Амира. Наконец он выругался и выхватил у Ноаха косяк.

– Народ, я вас ненавижу. – Он поморщился.

Мы еще несколько раз передали косяк по кругу, в конце концов он догорел и обжигал нам пальцы, Оливер щелчком отбросил его на журнальный столик, Ноах заставил его поднять косяк и выбросить как положено. Оливер откинулся на спинку дивана, заложил руки за голову.

– А теперь подождем, парни, – сонно объявил он, – теперь подождем.

Мы сидели и молча прихлебывали “Йинглин”. Горло горело, от дыма голова разболелась сильнее, перед глазами плыло, поле зрения то и дело темнело по краям. Внутренности пробирала дрожь. Мне показалось, я услышал какой-то звук, что-то пробормотал неразборчиво себе под нос, остальные засмеялись. Амир – слезящиеся глаза, кривая ухмылка – забавлялся с подушкой, подбрасывал ее к потолку. Ноах