Халцедоновый Двор. И в пепел обращен - Мари Бреннан

– Уж это точно, – согласился Энтони, крепко пожимая Эллину руку. – И вы, несомненно, пропишете мне курс кровопусканий или еще что-либо в том же роде, поправки здоровья ради.

– Кровопускания? Ни под каким видом. Избытком сангвиса, сиречь крови, вы, определенно, не страдаете. – Эллин задумчиво наморщил лоб. – Скорее уж, налицо преобладание черной желчи. В каковом случае требуется…

– В каковом случае, мистер Эллин, вашего лечения не требуется вовсе, – сказала вошедшая Кэт, затворяя за собой дверь. – Тем более, что ни лекарского, ни хирургического курса вы не окончили.

Вчетвером в комнате стало совсем тесно, но за приватность разговора можно было не опасаться.

Эллин ответил на замечание Кэт смиренным поклоном.

– Сей недостаток я стараюсь как можно скорее исправить.

«В самом деле, с этим у него не затянется», – подумалось Энтони. Четырьмя годами моложе Генри, Эллин уже изрядно поднаторел и в интеллектуальных, и в практических аспектах медицинской науки. Возможно, склонность к лекарскому ремеслу и побудила его принять сторону роялистов: на взгляд Джона Эллина, страна, ослабленная смутами и потрясениями, начиная с гражданской войны и далее, была прискорбно больна.

И вот сейчас их ждет еще одно потрясение, новый переворот… однако этот переворот внушал надежду на исцеление.

– Кромвель мертв, – сообщила Эллину леди Дайсарт.

Тот молча кивнул. Здоровье лорда-протектора ухудшалось уже не первый месяц, так чему же тут удивляться? Разве что иронии судьбы: сегодня ведь как раз годовщины его великих побед при Данбаре и Вустере…

– Сэр Энтони, что слышно о преемнике?

В ответ Энтони вынул из-под дублета смятый листок бумаги.

– Преемником должен бы стать Флитвуд, – сказал он, – но это письмо – единственное тому доказательство, а на смертном одре Кромвель назвал преемником сына, Ричарда.

Кэт приняла у мужа бумагу. Судя по выражению лица, воздержаться от вопросов о том, как это письмо попало к мужу, стоило ей немалых усилий.

– Возможно, Флитвуд был бы для нас удобнее, – поморщившись, заметил Эллин. – Это ж не человек – тряпка.

– И тогда власть над Англией окончательно приберет к рукам Совет офицеров? – резко возразил Энтони. – Нет, нет и нет. Только через мой труп.

– Но Ричард ведь – сын лорда-протектора. Их преданность Оливеру…

– Не из тех достояний, что переходят к сыновьям по наследству, – закончила за него Элизабет.

Эллин умолк: разумеется, эту семью она знала куда как лучше.

– Оливер, – продолжала хозяйка дома, – был вдохновителем, страстным в своих убеждениях, способным увлечь своими идеями других, и, более того, героем в глазах солдат. Ричард же для них почти чужой.

Энтони согласно кивнул и опустился в кресло по соседству с Эллином, от души надеясь, что причины сему – слабости в коленях – никто не заметит.

– На его стороне, в лучшем случае, шестеро – ну, семеро – из Государственного совета, а из армейских почти никого. Мало этого: в самом скором времени ему придется снова созвать парламент.

– Зачем? – изумилась Кэт.

– Ну, а зачем правители, кем они ни будь, вообще созывают парламент? – саркастически усмехнулся Эллин. – Затем, что им нужны деньги.

Между тем леди Дайсарт заняла последнее кресло. Кэт двинулась было к диванным подушкам, однако Эллин поднялся и, выиграв безмолвный, из одних лишь кивков да жестов, спор, уступил место ей, а сам прислонился к столу и приопустил плечи, чтоб не слишком возвышаться над остальными.

К тому времени, как с этими танцами было покончено, Энтони несколько собрался с силами и спросил, обращаясь к хозяйке:

– Как все это, по-вашему, воспримут за границей?

Уточнять, о чем идет речь, как всегда, не пришлось: к разговорам обиняками – даже в сем доме, вдали от посторонних ушей – ни ей, ни ему было не привыкать. Да, реакция европейских государств тоже кое-что значила, однако леди Дайсарт могла поделиться соображениями об ином, куда более узком круге – «Запечатанном узле», тайном союзе ссыльной английской знати, стремившейся вернуть трон Карлу Стюарту, второму носителю сего имени.

Элизабет криво усмехнулась уголком рта.

– Когда вести дойдут до них? Так же, как обычно, только с бо́льшим шумом. Мордаунт опять начнет призывать к мятежу, а Хайд – возражать.

– Хайд прав, – сказал Энтони. – Худшее, что мы сейчас можем сделать, это предоставить Армии нового противника и затеять новую драку. Народ устал от военного правления, поборов на содержание невоюющих войск и солдат на постое, причем – дармовом. И чем дольше мы живем без войны, тем недовольство сильнее.

Услышав в собственных словах отголоски дебатов касательно Никневен, он едва сдержал дрожь.

«Сейчас я обязан держаться. Обязан забыть о том, что готов помереть в любую минуту».

Эллин выразительно изогнул бровь.

– Но одни лишь их упущения Карла к трону не приведут. Нужны солдаты, чтоб взять в свои руки Лондон и прочие стратегические места, а значит, нужен порт для высадки, и все это кто-то должен для него раздобыть. Не говоря уж о кораблях для переправки войск с Континента.

Допустим, корабли несложно добыть в Испании или во Франции, однако Энтони твердо придерживался мнения Хайда. Возведенный на трон внешней силой, король с первых же дней настроит подданных против себя. Вдобавок, сим философским соображениям сопутствовали практические: пока в Европе, от Португалии и вплоть до самой Швеции, не прекратятся собственные войны, до короля, царствующего в изгнании, попросту никому не будет дела.

– Ни одно из прежних восстаний к успеху не привело, – заговорила Кэт. – И прежде, чем вы, мистер Эллин, заявите, будто уж это-то, последнее, наверняка победит – да-да, не удивляйтесь, ваши мысли действительно столь предсказуемы, – позвольте напомнить вам, каким позором завершились все предыдущие. Даже поддержанному Шотландией, юному Карлу в конце концов пришлось прятаться от солдат среди ветвей пресловутого стаффордширского дуба. Думаю, ему вряд ли так уж не терпится попробовать вновь.

Признавая поражение, Эллин театрально развел руками.

– Так что же нам предлагается делать?

– Ждать, – отвечал Энтони.

– Я, откровенно признаться, надеялся на большее.

– Ждать созыва парламента, – уточнил Энтони. – Все, кого изберут, конечно же, мне неизвестны, но я ожидаю увидеть там Вейна, Хезилриджа и еще кое-кого из прежних знакомых. И знаю, как заставить их вцепиться друг другу в глотки, а парламент обратить против Армии.

– Чего ради? – нахмурился Эллин. – Ну, кроме чистого хаоса, коего вы, несомненно, добьетесь блестяще.

– Хаос и есть то, что нам нужно – по крайней мере, на время. Протекторат в народе непопулярен, а без Оливера Кромвеля, на котором все и держалось, дело только ухудшится. Армию ненавидят. Республиканцы горячи, но поддержку народа теряют: людям до смерти надоели реформы благочестивых, сующих нос в каждую щелку, в каждый уголок их жизни, и объявляющих вне закона привычные радости. Да и единого фронта им не выстроить – ведь между ними нет и половины того согласия, какое они за собою мнят, а уж разглядеть в ослепительном ореоле собственных мечтаний о содружестве святых практические соображения касательно управления страной способен, дай Бог, один из сотни. Сейчас главное – не допустить, чтоб офицеры Армии завладели теми скудными крохами власти, что им еще не принадлежат, и обратили всю Англию в рабство. Вот ради этого я буду сеять хаос, сколько потребуется, дабы их протянутая рука не смогла ухватить ничего, кроме дыма!