Опус номер девять ля мажор. Часть 2. Жизнь как музыка и танец - Александр Семёнов

– Нет, давай по-настоящему, – сказала Лида, отпустив его шею, – я же вижу, что поддаёшься. Я сама поддаюсь, когда мы с мамой так бесимся. Понимаю, что уже сильнее, но не могу это показать.

– С мамой? – удивился Рома, представив спокойную Екатерину Павловну, и осёкся: вдруг опять задел не ту струну?

– Да-а, что ты думал! – сказала Лида. – Она бывает как девчонка. Ну, иди сюда, хватит болтать!..

Но они слишком смеялись, чтобы что-то получилось всерьёз, потом стали целоваться, вновь хохотали, пока не пришло время ехать домой. Возвращаясь, Рома больше всего на свете хотел не попасться на глаза сестре, но, конечно, попался и явил свой одуревший вид в полном великолепии. Марина только покачала головой.

Разговаривали они назавтра, обсуждая предстоящие дни рождения. У Марины восьмого декабря, у Ромы – семнадцатого. Когда-то давно мама с папой делали общий праздник для троих детей в ближайшую субботу после Роминого дня. Но дети росли, у каждого появлялись свои интересы, друзья, и становилось затруднительно принять всю толпу в один вечер. Первой откололась Ира, и прежде недовольная таким порядком: с её дня рождения до заветной субботы проходил без малого месяц, и чувство праздника успевало выветриться. Два года назад разделились и Марина с Ромой.

– Ты Лидку пригласишь? – спросила Марина. Рома кивнул:

– Уже пригласил. Говорили об этом.

– А я хочу Ксению, – твёрдо сказала сестра. – Она звала, и я позову.

– Она звала только потому, что сама была у нас, – хмуро ответил Рома.

– Думаешь? А мы у неё были два раза. Ладно, первый раз она звала, потому что была у нас. А второй? Просто от души. А я её даже не знала, пока она не пришла. Значит, меня два раза звала от души.

Рома молчал, понимая, что она вновь права.

– Не хочешь её видеть? – продолжала Марина. – Будешь чувствовать себя виноватым, да? Нет, я могла бы сводить её в кафе. Но она же звала домой. Я могу сказать, что у нас ремонт и всё вверх дном. Или сказать, что ты нахватал троек и тебе запретили праздники. Но не буду. Противно врать.

Они помолчали.

– Свалил бы ты куда-нибудь, – задумчиво сказала Марина.

– В смысле?

– Ну, когда я её позову. Чтобы я могла сказать, что ты уехал. К бабушке с дедушкой. Или к Димке, спрошу у него. К нему ещё лучше. Скажу, что уехал изучать компьютер.

– А как же ты без меня?

– Переживу. И так вижу каждый день. Нет, я балда, – сказала она, подумав. – К Димке не получится, он же будет у меня. Значит, к бабушке. Уважительную причину выдумай сам, время есть. Даже для тормозов.

– А ты не уйдёшь, когда я Лиду позову? – спросил Рома.

– Не уйду. Я же не чувствую себя виноватой, что брат бегает за каждой юбкой.

И здесь не обошлась без колкостей. Но Рома давно не обижался на неё и сейчас тем более не находил повода для обид. Во-первых, благодарность была сильнее. Во-вторых, время для него словно перевернулось. Ближайшие события – день рождения и Новый Год – виделись далёкими и маленькими, он пролетал их в мыслях, не задерживаясь. А вот январь, когда он сначала пойдёт работать с папой, а потом, в середине месяца, вернётся Лида и останется дома за хозяйку… Это была совсем другая песня.

Во второй половине осени на всех навалились дела. Бывало так, что Оля с Андреем по три-четыре дня не встречали гостей, и даже Вася Городов, лучший Олин друг, всё чаще где-то пропадал. Один Слава заходил как прежде, но последние несколько раз – без Александры.

– Влюбилась, – объяснил он. – Сидит, понимаешь, дома и страдает.

– В кого? – спросила Оля.

– Да я откуда знаю. В какого-то хрена с бугра. Нет, чтобы делом заняться, гриф построгать.

– Не переживай, – утешила Оля, – скоро поймёт, что никого лучше тебя нет и не будет. Не сейчас, так завтра.

– Ха, я ещё сто раз подумаю, даже если поймёт. Двое чокнутых вместе – это перебор. Это, блин, не жизнь, а оперный театр. Хоть один должен быть нормальным.

– А как же мы?

– Ну, вы особенные, одни на миллион. Или, может, не такие уж чокнутые, только притворяетесь. Но, блин, притворяетесь талантливо.

В свободные минуты Оля занималась его будущим сайтом. Работа шла медленно: во-первых, оттого что знаний не хватало на что-то более серьёзное, чем страничка на локальном сервере. Когда обещала, думала, что всё будет гораздо проще. Отказываться не позволяла гордость. Оля восполняла пробелы на лету, отыскивая в сети решение новых и новых вопросов, которым не видно было края. Дело тормозилось ещё и потому, что Слава был непривередлив и заранее согласен со всеми Олиными идеями, а их рождалось много, порой друг с другом несовместимых. Изначально она задумала дизайн в стиле пышного елизаветинского барокко, но как-то попробовала сделать строгий классический вариант – и тоже вышло неплохо, а главное – без риска перестараться и впасть в дурной вкус. Сама выбрать не могла, и Слава тут был не помощник. Андрей стоял за барокко, но подчёркивал, что его голосу не надо придавать значения. Решили спросить Артёма, знатного архитектора, но он как назло уехал в командировку по городам Золотого Кольца.

Пропала Ксения, это было печальнее всего. Она приходила заниматься ещё дважды после той ночи с субботы на воскресенье, когда рассказала свой сон, – но что-то между ней и Олей надломилось. Не было ни разговоров после урока, ни песен, ни прежнего душевного тепла, и даже голос теперь звучал иначе, более отстранённо, что ли… Ксения превратилась в обыкновенную ученицу. «Расстроилась, бедняга, – думала Оля, – но что я могла сделать?… Сейчас бы ответила ещё мягче, но ведь и тогда не отказала. Сама хотела подумать… Да ладно, со временем успокоится, всё будет как раньше». Но накануне третьего занятия Ксения позвонила и сказала, что не может прийти. Бабушка лежит в больнице.

– А что с ней? – спросила Оля.

– Да вроде не страшно. Два дня жаловалась на сердце, аритмия была, я говорила: давай вызовем неотложку. Она: не надо, не надо… Но я всё-таки вызвала. Приехали и увезли.

– Может, помочь чем-нибудь?

– Да не надо, спасибо, Оль. Справлюсь. Больница здесь, на Авангардной, я через день хожу. Еду приносить бабушка запретила, там кормят. Я позвоню, как буду готова.

– Хорошо, я жду. Передай, пусть выздоравливает, – сказала Оля, решив, что позвонит сама, если Ксения не даст о себе знать в ближайшие две недели.

Главной радостью этих дней было то, что родители Андрея наконец оттаяли и теперь Оля с Андреем могли приезжать к ним вдвоём. В первый такой визит Андрей подошёл к маленькому роялю в гостиной, с ужасно хитрым видом раскрыл клавир оперы Мусоргского «Женитьба» и произнёс: