Кельтика - Роберт Холдсток

Я наблюдал, как он бродит по лагерю, бледный как призрак, молчаливый и решительный. Если он и заметил, что я на него смотрю, ничем этого не показал.

Теперь мне была ясна если не природа, то источник его ненависти и ложность этого источника. Но по непонятным мне причинам, которые я не хочу пока называть даже себе, сейчас лучше не разговаривать с этим дерзким, храбрым, любознательным и очень одиноким молодым человеком.

Одна из причин была вполне понятна: где-то поблизости должна прятаться его мать. Она наверняка сейчас наблюдает за нами из птичьего гнезда или расщелины в скале, а может быть, с неба или из звериной норы в земле. Я был уверен, что она постарается не обнаруживать себя. Интересно, когда она, наконец, снова появится? И почему она позволяет мне так близко подходить к своему сыну, столь ревниво опекаемому?

В глубине сердца я чувствовал, что она потрясена не меньше моего, — у нас с ней, оказывается, есть общее прошлое. Мы оба не знали, что нам теперь делать, у каждого были свои проблемы, накопившиеся за долгую жизнь в результате сложных отношений с людьми, превосходящими нас в силе.

Опасаясь засады, которую могли устроить товарищи убитых, Оргеторикс повел нас вниз по холму, затем вдоль ручья. На свободном пространстве мы скакали галопом, стараясь побыстрее добраться до головной части приближающейся колонны. Вскоре мы встретили забойщиков скота Бренна. Они двигались бесшумно, отстреливая дичь, которую спугнула приближающаяся армия, в основном это были мелких животных и птиц. Эти воины были мастерами пращи и стрелы. Как только топот идущей армии становился слышен, они складывали подстреленную дичь в кучи и бесшумно и быстро перемещались южнее. Потом они останавливались и поджидали, когда новые жертвы побегут мимо, спасаясь от несметной орды, все сметающей на своем пути.

Вскоре мы увидели армию. Впереди ехали двадцать хорошо вооруженных воинов на черных конях, они двигались не спеша, настороженно вглядываясь в горы и леса впереди. Когда они заметили нас, четверо всадников отделились и поскакали к нам, у них были щиты и опущенные вниз копья. На всадниках не было шлемов, льняные волосы развевались на ветру. Я не смог разглядеть знаки их клана. Они что-то сказали на лающем языке, Оргеторикс понял их без труда. Как мне кажется, один из них узнал Оргеторикса и спрашивал, кто с ним. Получив ответ, он подозрительно оглядел нас с Илькаваром, потом коротко кивнул. Они подождали, пока колонна подойдет к нам, и заняли свои места впереди. Нам было позволено пройти назад через ряды солдат, туда, где шли воины, сопровождавшие повозки, груженные добычей и припасами.

Подстреленную забойщиками дичь собирали с энтузиазмом. Мимо проходили воины. Они разглядывали нас скорее от скуки, чем из любопытства. Говорили о том, что армия направляется к побережью. Такая новость радовала их, придавала сил. Они были согласны на все, лишь бы не видеть этих бесконечных гор и болотистых лесов.

— Мне нужно будет сразу же идти к Бренну, — сообщил нам Оргеторикс. — Мне понадобится его защита, если эти наглые грабители заметят меня. Они видели, как я убил их вождя, этого уже достаточно. Они могут потребовать поединка для отмщения. Нужно преподнести ему подарок. Он любит подарки. — Он оценивающе посмотрел на меня. — Пожалуй, ты не потянешь в качестве подарка, а вот пение Илькавара может ему понравиться. Жаль только, что в этом походе запрещено шуметь.

Запрещено шуметь? Сами горы сотрясались от тяжелой ритмичной поступи марширующих воинов. Он, конечно, имел в виду, что в головной части колонны запрещено издавать боевые кличи, трубить, бить в барабаны, стучать в щиты, громко ссориться. Костров разжигали тоже как можно меньше. Эта необычная армия пыталась пройти по вражеской территории как можно незаметнее, насколько это вообще возможно для многих тысяч человек.

Поэтому впереди и идут забойщики, подстреливающие дичь, поднятую топотом такого количества ног. А самые лучшие воины двигались в отдалении, захватывая дозорные посты врага. Оргеторикс обнаружил большую часть таких дозорных постов, когда он разведывал дорогу для Бренна этой осенью и зимой.

Но он сумел отыскать не все.

Мы подошли к долине, которая извивалась между несколькими горами. Она приведет нас в самое сердце Македонии. Я пролетал над этим местом, когда искал Пронзительный Взгляд, это было тогда, когда Илькавар нашел меня в заброшенном доме.

Тогда я и заметил опасность, хотя только сейчас смог оценить ее масштабы. У меня было что сообщить предводителю этой огромной армии.

У меня был талант, нужный ему.

Сторожевой пост находился у самой вершины холма и выходил на широкую долину под названием Волчья Тропа, она вела на юг к плодородным равнинам Македонии. Македонцы все еще были воинственным народом, несмотря на непроходящую скорбь о своем давно ушедшем молодом царе Александре, или Искандере, как его еще называли…

Столько имен на стольких языках для одного некрупного мужчины с орлиным взором, данных ему за то, что он дошел до самого края земли. Как решительно и убедительно его дух сумел справиться со временем и остаться жить в легендах!

Домик расположился в роще молодых кедров и сосен, стены его были выкрашены темной краской и почти не видны из долины, раскинувшейся внизу. Даже тому, кто знал про этот домик, было нелегко разглядеть его на лесистом склоне холма.

Однажды в начале лета мужчина, живший в домике, вышел по своим делам, и в этот момент на холм набежала тень. Обитатель домика очень осторожно пользовался огнем, готовил еду только после заката солнца и лишь тогда, когда ветер относил дым на юг. Туда, где жила память об Александре!

Тогда он был очень молод, почти мальчишка, слишком слабый, чтобы участвовать в походе на восток и дойти до самого океана, до конца света. Но он нравился молодому царю и тот нашел ему применение.

— Когда ты подрастешь, станешь дозорным на моих северных границах!

Теперь-то он был взрослым. Настолько взрослым, что старше его не было в округе. Иногда ему казалось, что смерть просто потеряла его из виду. Приходили и уходили десятилетия, скоро ему исполнится восемь десятков лет. Он умел хорошо, считать. Несмотря на возраст, он был резвым, как олень весной. Борода его сделалась белоснежной, но глаза остались по-прежнему зоркими, как у сокола. Он все еще проворно перебегал открытые места от одной рощи к другой, словно заяц, которого вспугнули.

Четыре раза в день он обходил холм незаметно, словно тень, вглядывался в долину и ближайшие холмы, нет ли признаков опасности. Не вспугнули ли птиц военные отряды, не сотрясается ли земля от поступи армии, не поднимаются ли клубы пыли на горизонте от множества шагающих ног.

А как ему хотелось заметить армию, следующую маршем! Он до сих пор помнил блеск доспехов и оружия, когда молодой царь отправлялся в военный поход в Персию, Увы! Сейчас никакой армии он не видел. Долины были пустынны.