Философия достоинства, свободы и прав человека - Александр Геннадьевич Мучник

как раз о том, что православие, становясь «племенной религией» (Чаадаев), немало послужило к разрушению Российской империи» («Новая газета». - N 14, 11.04.2008 г.). Русская церковь всегда отличалась крайней нетерпимостью к западной традиции права. Особенно ярко эта нетерпимость находила своё проявление в неизменном альянсе с государством по отношению к правам человека. Одним из самых губительных последствий подобной позиции стал тот разгул зверства, садизма и низости, который нашел своё воплощение в практике большевистской империи.

За право входить в состав партии власти официальная православная конфессия, судя по всему, всегда расплачивалась отказом от защиты прав человека, а государство — правами других конфессий, то есть опять же правом человека на свободу совести. Таким образом, права человека стали разменной монетой между православной церковью и Российской державой. На это обстоятельство обращает внимание историк Ю.Н. Афанасьев: «Русская Церковь не избавилась от средневекового мировоззрения, не прошла через Реформацию, как Церковь на Западе (ведь Контрреформация была также своего рода реформой католической Церкви)… Отсюда невротическая реакция на вызовы современности, выраженная в изоляционизме, ксенофобии, крайней нетерпимости, стремлении восстановить «симфонию» с властью». С государственной властью господствующая церковь «симфонию», судя по всему, восстановила, а вот с правами человека и народа, несомненно, нет. На это обстоятельство обратил внимание российский журналист, депутат Государственной думы Российской Федерации I, II, III и IV созывов Александр Глебович Невзоров. В частности, он отметил «что Русская православная церковь очень тщательно свою территорию охраняла, ибо понимала: в случае прихода любой цивилизации, любого просвещения ее рынок окажется под угрозой. Ради наживы священнослужители всегда были готовы на все, им были совершенно безразличны судьбы нации, глобальнейшие вопросы: главное — продавать свечки. Сейчас уже ясно, что за 70 советских лет коммерческую жилку они не утратили и также идут на все ради того, чтобы обеспечивать доход своим свечным заводикам, производителям лампад и всяких картинок, а тогда церковь диктовала свою волю».

По сему поводу можно только с превеликим сожалением констатировать, что любая форма нетерпимости сродни правовому невежеству. Там, где господствует ксенофобия, нет места Праву. Там, где нет места последнему, рано или поздно жди бунт, смуту, революцию, войну основные причины которой соответствующая партия власти упорно усматривает в происках ненавистных ей инородцев, инакомыслящих, инаковерующих и так далее. Тем самым порочный круг невежества замыкается. Ксенофобия была подлинной истиной жизни населения Российской (большевистской) империи. В конце концов, так ли уж не прав был французский писатель Антуан де Сент-Экзюпери (1900–1944), который утверждал, что «Истина не лежит на поверхности. Если на этой почве, а не на какой-либо другой, апельсиновые деревья пускают крепкие корни и приносят щедрые плоды, значит, для апельсиновых деревьев эта почва и есть истина. Если именно эта религия, эта культура, эта мера вещей, эта форма деятельности, а не какая-либо иная дают человеку ощущение душевной полноты, могущество, которого он в себе и не подозревал, значит, именно эта мера вещей, эта культура, эта форма деятельности и есть истина человека. А здравый смысл? Его дело — объяснять жизнь, пусть выкручивается как угодно». В здравом смысле Российская (советская) империя, однако, никогда не нуждалась. Может быть по этой причине она, как минимум, дважды за всю историю своего бытия не выдержала испытание на прочность перед лицом «здравого смысла» своего населения.

Заметим: в Европе иудеев тоже далеко не всегда жаловали. Вспомним, например, одно только «дело Дрейфуса». Однако условия жизни евреев в Старом свете разительно отличались от российских. Европейские евреи становились преимущественно респектабельными буржуа, но отнюдь не потерявшими человеческий облик революционерами-террористами. Как отмечалось в литературе, уже в первой половине XIX века в Западной Европе среди имен, которые служили украшением национальной культуры многих народов, появилось значительное число лиц еврейского происхождения. Это были философы, писатели, физики, врачи, юристы, журналисты и другие представители интеллектуальной элиты соответствующих стран. В их экономике набирал обороты еврейский финансовый капитал, к услугам которого не раз успешно прибегала царская Россия. Как отмечал академик М.В. Попович, «уже в XIX веке в Европе сложился широкий слой еврейской по происхождению интеллигенции, которая вошла в немецкую, французскую, итальянскую и другие культурные элиты.

В конце XIX — начале XX века писатели братья Стефан и Арнольд Цвейги, Лион Фейхтвангер, философ Эдмонд Гуссерль, математики и физики Георг Кантор, Генрих Герц, позднее Альберт Эйнштейн, Макс Борн, Эмма Нетер и многие другие составили мировую славу Германии.

Особенно много выдающихся имен дали евреи австрийской немецкоязычной культуры: тут и Фрейд, и Кафка, и Кокошка, и Витгенштейн». Европейские монархи откровенно гордились очевидными примерами процветания и заметными успехами представителей еврейского племени в своих странах. Ведь последнее становилось неоспоримым доказательством успешного их, монаршего, правления.

Однако эти очевидные факты каким-то непостижимым образом ускользали от сознания всемогущего российского императора. Для него еврейские погромы были не позором, а лишь подтверждением преданности простого люда престолу. Да и евреев в подведомственной ему России как бы не существовало. Для него, главы государства, среди его подданных обитали лишь «жиды». Николай II в письме к матери, императрице Марии Федоровне (1847–1928), пояснял: «Народ возмутился дерзостью революционеров и социалистов, а так как 9/10 из них жиды, то вся злость обрушилась на тех — отсюда еврейские погромы». Вместе с тем надо отметить, что в монаршем лексиконе это излюбленное им слово имело не столь оскорбительный характер, сколь выражало крайнюю степень нелюбви к тем или иным субъектам истории. Так, известно, что этим же словом Николай II обозначал свою крайнюю неприязнь и к англичанам, о чём свидетельствует вырвавшаяся в одной из частных бесед и ставшая впоследствии знаменитой его фраза: «Англичанин — это жид». Правда, англичане платили царю той же монетой. Например, премьер-министр Великобритании Рамсей Макдональд (1866–1937) именовал этого монарха не иначе как «обыкновенным убийцей». Однако, суть не в том, кто кого и как называл. А в том, что в абсолютистском государстве глава державы позволял себе публичные заявления о том, кого жаловать, а кого отнюдь не жалеть. Естественно, что абсолютизм, помноженный на традицию невежества, порождал соответствующие весьма опасные последствия. Иными словами, затаённая неприязнь первого аристократа империи к евреям трансформировалась в плебейскую ненависть к ним всероссийской партии этнической нетерпимости и погромов — черносотенцев. Погромы, таким образом, стали наиболее зримой формой выражения сродства душ аристократов и плебеев Российской империи.

Суть внутренней политики Российской империи в отношении евреев сформулировал один из её главных столпов, вдохновителей и идеологов, в своё время наставник будущего императора Николая II (преподавал ему в качестве наследника законоведение), видный русский правовед и влиятельный государственный деятель Константин Петрович Победоносцев (1827–1907), который в результате претворения оной в жизнь прогнозировал, что «треть евреев выедет из России, треть крестится, а треть вымрет». Очень жаль, что он при этом не смог предвидеть в качестве последствий подобной бездушной политики то, какое количество евреев пополнит ряды партии большевиков, которая сыграет столь роковую роль в судьбе самого императора, его семьи, династии, монархии, всего правящего класса (знати, элиты) и, в конечном итоге, всей российской цивилизации.

Разумеется, что подобного толка политические установки, убеждения и высказывания весьма авторитетного наставника не прошли бесследно для умонастроения его прилежного ученика и той внутренней политики, которую он вёл уже в качестве главы государства. Давая характеристику последнему русскому самодержцу, доктор юридических