Походы викингов - Андерс Магнус Стриннгольм

Со всем тем, старинные странствования в Грецию не выходились из памяти; долгое время после них известны другие дороги, ведущие из Балтийского моря в Черное. Это видно из рассказов шведов, которые в первой половине IX века с великой опасностью и затруднениями прлоожили себе путь между варварскими народами до самого Константинополя. Но спустя некоторое время в Новгороде и Киеве возникли варяжские княжества, скандинавские руссы начали княжить на Волхове, Двине и Днепрe, путешественникам из Скандинавии снова стала безпасна старинная дорога для торговли и путешествий. Тогда в жителях Скандинавии опять пробудилась охота к путешествованиям в великолепную столицу Греции.

Походы Аскольда и Дира, Олега и Игоря в Константинополь еще больше оживили сообщение между Балтийским и Черным морями, Когда Владимир Великий с помощью варягов опять занял Новгород и снова покорил себе русскую землю, варяги, в награду своих услуг, требовали дани с Киева, утверждая, что этот город принадлежит им пп праву завоевания. Самых храбрых и знатных из них Владимир наградил домами и имением; прочих удержал обещаниями, до тех пор пока не привел себя в оборонительное положение. Тогда они просили себе проводников в Константинополь и, получив их, ушли в Грецию. С того времени стали гораздо чаще походы в Миклагард, в великую греческую столицу, славную по богатству и великолепию.

Греческие императоры не доверяли своему народу и не находили в нем воинского мужества, необходимого госу|дарству, часто угрожаемому опасными нападениями. Вместе с армянами, персами, франками и другими народами служившими греческим императорам, византийские писатели X и последующих столетий упоминают об особенном отряде варангов, секиры носящих варваров из Туле, весьма отдаленной земли на пределах Северного океана. В северных сагах эти люди носят имя Waeringer, означающее воинов, вступивших в службу иноземных государей для защиты их государства и их самих.[200]

Waeringer, вероятно, назывались сперва дружины, пришедшие в славянскую землю с варяго-русскими князьями и служившие им вместо земского войска и телохранителей. Тогда и славяне переняли у них это имя, которое они сами придумали себе или получили от русских князей, потому назвали их варягами. В России это имя стало них общим и обыкновенным, так что его распространили на их море и народ, от которого они пришли. От славян перешло это имя к булгарам, а от них к арабам, называвшим норманнов варенгами. Под тем же именем они стали известны в Византийской империи, когда скандинавы начали ходить в большем числе через Россию в Константинополь и в качестве веренгов (защитников, телохранителей) предлагали свои услуги греческим императорам. Это название, по характеру греческого языка, изменилось в baraggoi, как и произносили его новейшие греки.

По словам византийских писателей XII века, эти варанги, веренги, варяги (будем лучше называть их северным именем) долгое время находились в службе восточноримских императоров и исстари употреблялись для стражи при императорском дворце. С X или, еще вернее, с XI века и потом в продолжение многих столетий им вверялось охранение особы императора, его сокровищ и престола. Такое почетное преимущество перед исаврами, армянами, персами, франками и другими иноземными войсками они получили за неподкупную верность, исполинский рост и храбрость.[201]

В 1081 году греческий полководец, Алексей Комнин, восстал против императора Никифора Вотаниата и привлек на свою сторону войско, которое признало его государем и пошло с ним к Константинополю. Но без трудной и долгой осады он не мог овладеть этим сильно укрепленным городом. Через кесаря Иоанна, бывшего на его стороне, он старался узнать состояние и дух императорских войск в столице. Ему хотелось подкупить их. Кесарь не советовал обращаться с тем «к варягам, варварам из Туле, носящим на плечах обоюдоострые секиры: упорнее всех они держатся своих старинных обычаев; славу нетленной верности, стяжание предков, варяги хранят как драгоценное наследство, завещанное им отцами; они никогда не нарушают ее; нечего и говорить с ними об измене, потому что преимущественно за верность они и выбраны в императорское охранительное войско». Кесарь советовал Алексею завести тайные переговоры с немцами,[202] которых подкупить не стоило никакого труда. Это имело успех: измена немцев открыла Алексею вход в город. Никифор Палеолси, один из высших сановников империи, спешил с этой вестью к Вотаниату и просил отдать под его начальство варваров из Туле; с ними он выгонит неприятеля из столицы. Но дряхлый Ботаниат прибегнул к переговорам, которые имели следствием его отречение от престола. Анна Комнина, составившая жизнеописание своего отца, полагает, что Вотаниат сохранил бы престол, если бы послушал совета Палеолога. Но он уступил его добровольно. Когда же Алексей возложил на себя багряницу, варяги клялись ему в такой же верности, какой всегда могли ожидать от них величество и престол императора.

Вскоре потом Алексей выступил в поход для выручки Диррахия, сильно теснимого герцогом Апулии, Робертом Гвискардом. В этом походе были с Алексеем и варяги. Император решился дать неприятелю решительное сражение, велел варягам спешиться и густым строем идти во главе войска. Гвискард рассчитывал легко расстроить греков и уничтожить весь план Алексея, если бы удалось дружным ударом опрокинуть варягов, страшных не столько числом, сколько своей известной храбростью. Он поручил нанести этот удар Амицету, начальнику одного крыла норманнского войска. Амицет двинулся вперед с сильным отрядом пехоты и конницы. Варяги, которым на греческой земле привелось помериться силой со своими северными братьями, сражались так, что разорвали норманнские ряды и обратили Амицета в бегство. Увлекшись храбростью и пылу первого успеха, они сильно преследовали врага и отделились от греков. Это заметил Роберт Гвискард и в ту же минуту стремительно ударил на варягов, шедших отважно вперед, и отрезал, их от главного войска. Усталые от прежней стычки при их тяжелом вооружении они были подавлены превосходящими силами неприятеля, однако ж до самой смерти отстаивали свою славу и покрыли своими трупами поле битвы. Немногие убежали в ближнюю церковь и взобрались на ее кровлю. Норманны сожгли ее; все уцелевшие от меча, сгорели. Потом греческое войско было разбито, и Алексей бежал.