Театральные люди - Сергей Николаевич

— «Трех сестер» Товстоногова я смотрела двадцать шесть раз, а с нынешних «Сестер» ушла после первого акта, — с вызовом скажет ему зрительница, обладательница старинных острых каблучков.

Или уже на собрании труппы он услышит от знаменитой актрисы: «Раньше БДТ был театром для интеллигенции. А теперь сюда ходит публика „Дома-2“».

И что на это ответить? Надвинуть бейсболку поглубже на глаза и… ставить спектакли. После «Алисы», признанной главным петербургским хитом, Могучий выпустит «Что делать?» по Чернышевскому. И эта его премьера тоже станет событием, взбудоражившим город. А потом будут спектакли «Пьяные» Вырыпаева, «Гроза» Островского, «Губернатор» по Л. Андрееву. Он соберет свою команду актеров: Ируте Венгалите, Андрей Шарков, Анатолий Петров, Дмитрий Воробьев, Валерий Дегтярь, Василий Реутов, Елена Попова… Всех не перечислить. Поэтому у него обычно масштабные и многонаселенные спектакли. До девяноста человек на сцене в «Трех толстяках». Это рекорд! Его позицию разделяют и режиссеры, которых он исправно приглашает в БДТ: Виктор Рыжаков выпустит «Войну и мир», Андрий Жолдак — «Жолдак Dreams: похитители чувств», Владимир Панков — «Три сестры».

— Нравиться всем нельзя. Да и нет у меня такой цели. И вообще я думал, что будет хуже. Но мне хотелось, чтобы люди перестали таращиться в свои гаджеты и смотреть по телевизору разные глупости, а пришли в театр. Почему нет? Но для этого надо научиться понимать их язык. Сейчас поколения очень быстро стареют. Смотришь, на вид, кажется, нет двадцати пяти, а рассуждает как замшелый старичок. «Вот в наше время»… «Не в наше время». А мне необходимо слышать, как пульсирует сегодняшнее время, как рождается новая мысль. Я многому учусь у собственных детей. У меня их четверо. И все они ходят к нам в театр…

— Но БДТ не ТЮЗ!

— Правильно! Но и они не такие уж дети. Если бы вы слышали, как они рассуждают о квантовой механике, какие параллели и ассоциации у них возникают во время спектаклей… Да они стократ более информированы, чем мы, взрослые. А мы пытаемся их чему-то учить, что-то такое втолковывать, что они и без нас знают. Я кожей чувствую, как сегодняшний театр нуждается в «техническом перевооружении», назовем это так. И в этом смысле проект «Три толстяка», который мы выпустили в трех эпизодах, как «Звездные войны», выходит за рамки только театрального действа. Он сам продуцирует собственную жизнь и сам живет ею. Это гигантская история, не подлежащая никакой транспортировке. Но она могла возникнуть только здесь, на этой сцене.

Могучего тянет масскульт. У него в «Трех толстяках» есть лига Света и лига Тьмы. Добрые силы, как им и полагается, слегка туповаты и медлительны, темные — сообразительны и находчивы. Тибул, к ужасу зала, ходит по проволоке над головами партера без всякой страховки. Из радиоприемника несется голос Виктора Цоя про «войну 2000 лет». Когда война таки доберется до лаборатории профессора Арнери, то на сцену выползет настоящий танк, как в старых спектаклях Театра Советской армии. А потом среди дымящихся руин возникнет цирк-шапито с клоунами, фокусниками и даже медведем в натуральную величину по кличке Мигель (в его костюме попеременно выступают актеры Дмитрий Смирнов или Евгений Филатов).

Кстати, медведь неожиданно прижился в БДТ и теперь ведет свою собственную отдельную от «Трех толстяков» жизнь. К тому же он стал блогером. Бродит по театру с селфи-палкой. Раньше от него в страхе шарахались, а теперь привыкли. Ну вот есть у нас Мигель. Местная, можно сказать, достопримечательность. Иногда он выходит на набережную Фонтанки, где все с ним бросаются фотографироваться и делать селфи.

Может быть, когда-нибудь он станет чем-то вроде мхатовской «Чайки» — эмблемой нового БДТ. Но почему-то не думаю, что эта идея должна понравиться Могучему. Он не любит ни повторять, ни повторяться. В конце концов, образ Мигеля — всего лишь одна из его театральных причуд. Одинокое чучело со стеклянными глазами. Довольно грустное, если вдуматься. Что он может? Сидеть с другими актерами в буфете, фотографироваться со зрителями, выходить на сцену, веселить детишек, которые радостно откликаются на его появление.

— Смотри, это же Мигель, Мигель! — кричат они в полный голос, показывая пальцами на сцену, забыв, что находятся в театре.

Но им никто не делает замечания. Зачем? Пусть кричат. Теперь в БДТ можно.

В основном с героями этих очерков я общался во время интервью, отснятых для программы «Культурный обмен» на ОТР. Выглядело это так: пустынное театральное фойе в БДТ, утопающее в осенних петербургских сумерках, три софита, два стула, столик, две камеры… Они приходили ко мне по одному, как в кабинет к дантисту. И смятение, которое читалось на их лицах, было сравнимо разве что с предвкушением от визита в зубоврачебный кабинет. Похоже, это была не самая хорошая идея — снимать их в театре. Под грозным взором бронзового Товстоногова, находясь в непосредственной близости от кабинета А. Могучего, ощущая за спиной всю сложно устроенную махину под названием «Большой драматический театр», особо не разговоришься. К тому же грядущий юбилей — 100 лет — не слишком располагал к откровениям. К сожалению, тогда поменять на ходу ничего не удалось. Ведь это только на первый взгляд может показаться, что театр сплошь состоит из вдохновенной игры и веселых импровизаций. Вовсе нет! Как правило, это в высшей степени регламентированное и бюрократическое заведение, где все отлажено, просчитано, выверено, где каждый должен знать свое место и никогда не говорить лишнего. Тут все находятся при исполнении, даже народные артисты, любимцы публики, чьи имена «делают кассу». Не особо помню, как здесь было во времена Товстоногова — все-таки я застал его последние сезоны, — но при Могучем именно так.

К тому же ситуация усугублялась тем, что прекрасные актеры, с которыми мне предстояло пообщаться, прожили свою жизнь совсем в другой театральной вере и поклонялись другим богам, нежели их нынешний главный режиссер. Репертуар, школа, актерская техника, профессиональные навыки и умения, наработанные за годы служения традиционному психологическому театру, по моему убеждению, это не самое главное из того, что сегодня требуется режиссеру Могучему. А вот что требуется, они не всегда понимают и не всегда им это могут объяснить. А время уходит, драгоценное актерское время, которое безнадежно убывает, исчезает с каждой несыгранной ролью, с каждым не прожитым на сцене днем. Смириться с этим нельзя — человек не может смириться с тем, что ему не хватает воздуха. Можно, конечно, нацепить непроницаемую улыбку и отделываться формальными, вежливыми ответами на рискованные вопросы. И правда, зачем сердить начальство и нарываться на неприятности? А можно предаться элегическим воспоминаниям о том, как это было когда-то прекрасно, — самый беспроигрышный ход. Или вообще отказать в интервью, как это сделала вначале Светлана Крючкова. «Со мной надо договариваться ЗАДОЛГО заранее», — напишет она мне в Messenger. Впрочем, потом сменила гнев на милость, и мы чудесно пообщались по телефону.