Больная любовь. Как остановить домашнее насилие и освободиться от власти абьюзера - Джесс Хилл

* * *

Патрик[113] появился у меня на пороге с пакетом черешни, купленной на фермерском рынке, и бутылкой портвейна. Большие очки в тонкой оправе, клетчатая фланелевая рубашка – он был похож на растерянного сельского жителя, которому город кажется странным и суматошным местом. Мой гость заметно нервничал. Патрик согласился на интервью на условиях строгой анонимности. Читатель не должен иметь возможность идентифицировать его и его семью. Главное для него – безопасность бывшей жены и их троих детей. Они прожили вместе 25 лет. Патрик работал учителем в школе, но ему пришлось уйти на пенсию раньше срока. Абьюз со стороны жены подорвал его здоровье. Недавно ему поставили диагноз – посттравматическое стрессовое расстройство.

Мой собеседник вспоминает, что первый раз заметил у жены склонность к жестокости, когда застал ее в комнате с новорожденным сыном – младенец плакал не прекращая, и мать с силой принялась трясти ребенка. Через несколько недель у нее случился нервный срыв, и она напала в кухне на мужа с ножом. «Все это, конечно, глупо, – смущенно говорит он, – но, когда она наконец бросила нож, я сделал вид, что ничего не произошло». Он утверждает, что не столько переживал за свою безопасность, сколько боялся за детей. Поэтому так долго не уходил от супруги. «В этом была моя главная слабость, – сетует он. – И жена пользовалась ею в полной мере. Она без конца понукала меня: “Сделай то, сделай это, а иначе я заберу детей и уйду”. Эту мантру она повторяла по несколько раз в день. А иногда предъявляла составленные адвокатами черновики заявлений, в которых содержались ее претензии ко мне в случае развода».

Темперамент у нее был взрывным, а поведение – непредсказуемым. Иногда она часами хранила ледяное молчание. Иногда хватала вещи и расшвыривала их по комнате. Однажды она метнула в Патрика вазу, и осколки попали в маленькую дочь, которая сидела у его ног. Об этом эпизоде он вспоминает с ужасом. Все вокруг знали, что происходит в этой семье. Как-то раз Патрик явился на работу с синяком под глазом, и босс прямо спросил у него: «Ты что, забыл пригнуться?»

Мой герой признает, что не был просто невинной жертвой. Дважды он поднимал на жену руку. Однажды в ходе спора он схватил ее за горло, а второй раз ударил ее почти случайно во время своей первой панической атаки (хотя в тот момент он еще не понимал, что это именно паническая атака). Патрик сидит и вспоминает, как развивалась вся эта история, и я вижу, что его терзают сомнения. Ему хочется приуменьшить факт абьюза, воздержаться от лишних слов, отгородиться от этих фактов, как будто он еще окончательно не уяснил для себя, какое влияние оказали на него все эти испытания. По-видимому, то, что он рассказывает об этом чужому человеку, делает его прошлый опыт более реалистичным и ярким.

Когда речь идет о хроническом абьюзе, отдельные инциденты являются лишь фрагментами чего-то большего. Простое их перечисление не сложится в цельную картину. Дело не в самых событиях, а в особой атмосфере, в которой существуют жертвы. Именно она рождает у них постоянное чувство тревоги. Жизнь в «дурном климате», где над тобой постоянно витает угроза насилия, изматывает нервную систему. «Обстоятельства постоянно менялись, а я непрестанно пытался к ним адаптироваться, – рассказывает Патрик. – Но с каждым разом мне становилось труднее приспособиться». Когда брак был уже на грани распада, наш герой был настолько истощен, что ему необходимо было отдыхать посреди дня. Прямо на работе (в школе) ему приходилось искать укромное место, чтобы прикорнуть. «После урока я не мог даже дойти до учительской. Я находил пустой кабинет, ставил в ряд несколько стульев и ложился поспать». Хуже того, он начал вымещать недовольство на учениках. И это в конце концов стало одной из причин его досрочного ухода на пенсию. «Если кто-то из ребят что-то не так делал на уроке, я выходил из себя, – признается бывший учитель. – А вести себя так с подростками из двенадцатого класса – просто безумие».

Патрик не заявлял в полицию о том, что над ним издеваются. И вовсе не потому, что считал, будто ему никто не поверит. (Когда он наконец решился обсудить с полицейскими факт абьюза, его выслушали, как он говорит, «с пониманием».) Сейчас, оглядываясь назад и оценивая эти отношения, он осознает, почему не решался уйти: «Страх стал моей главной эмоцией. И желание защитить близких. Я был готов на все, чтобы оградить от неприятностей детей, и даже, как ни странно, супругу. Я не решался идти в полицию, так как не хотел, чтобы это сказалось на ее судьбе и ее карьере».

О мужчинах – жертвах домашнего насилия мы знаем в основном из полуанекдотических рассказов таких людей, как Патрик. Авторитетных исследований этой проблемы очень мало. И не из-за феминистского заговора. Тут все дело в приоритетах. Пострадавшие от женской жестокости редко бывают вынуждены бежать из дома, они не боятся за свою жизнь. Случаи, когда жены убивают мужей, встречаются редко. При этом все же есть несколько отличных работ о женщинах, применяющих насилие. Они ясно дают понять, как женский абьюз воспринимается пострадавшими. Вот показательное свидетельство человека по имени Карл[114]: «Помню как-то вечером моя супруга абсолютно потеряла контроль над собой. Я случайно не опустил крышку унитаза после посещения туалета и отправился спать. Когда жена вошла в санузел, как-то так случилось, что она поскользнулась и упала на унитаз. Она начала кричать, бегать по квартире и топать ногами. А потом явилась в спальню. Я притворился, что сплю, но видел, как мелькнула ее тень. У нее что-то было в поднятых над головой руках. Мне показалось, что это деревянная ложка или скалка. Она и раньше меня била этими предметами. Я подождал, пока она обойдет кровать с моей стороны, и вдруг быстро откатился на другую половину матраса. А потом повернулся и увидел, что она всадила два огромных ножа для мяса по самые ручки точно в то место, где я только что лежал! Я схватил брюки, выбежал из квартиры и заперся в машине. Она гналась за мной с воплями, а потом прыгнула на капот. Но я, несмотря на это, нажал на газ и уехал. Позже я ей позвонил и сказал: “Лучше уж вообще не жить, чем жить вот так”». [3]

В том же исследовании приводился рассказ другой жертвы, Бена[115], который так уверился в том, что заслуживает дурного отношения со стороны жены, что фактически сам одобрил применение к нему насилия. «Она говорила мне: “Я очень сильно злюсь, поэтому позволь мне быть жестокой!” Тогда я вставал на колени, и она шлепала меня или била по голове. Или еще что-то выдумывала. Например, таскала за волосы, била по мошонке, пинала ногами, пока на теле не появлялись синяки… Царапалась, толкалась, давала затрещины». [4]

Шесть из двенадцати мужчин, участвовавших в этом исследовании, признались, что давали сдачи. Обычно это бывал один удар или шлепок, который они считали самообороной, но при этом боялись, что жена вызовет полицию и обвинит их в насилии.