Древний Аллан. Дитя из слоновой кости - Генри Райдер Хаггард

– Благородный Шабака, – молвил голос, – Великий царь потребовал твоего присутствия на пиру.

– Неужели? – ответил я в своем сне. – Но тогда мое отсутствие на их пиру рассердит мошек этой реки.

Хуман и другие угодливо захихикали. Потом я услышал, как мешки с золотом вытаскивают из лодки, после чего мы ушли. Охрана поддерживала меня под локти, пока я снова достаточно не окреп. Хуман следовал позади, возможно, потому, что боялся, что, если будет идти впереди, я пну его ногой.

– Что изменилось, евнух – спросил я некоторое время спустя, – раз я был потревожен в моей постели, когда уже крепко спал?

– Я не знаю, господин, – отвечал тот. – Я только знаю, что царь царей неожиданно приказал, чтобы тебя привели к нему в качестве гостя, одетого в одежды знатного человека, даже если бы для этого пришлось разбудить тебя, и ты должен будешь присутствовать за его собственным царским столом, потому что этой ночью у него пир. Господин, – продолжал он жалобным голосом, – если фортуна сегодня изменила свое отношение к тебе, я умоляю тебя не держать зла на тех, кто, пока фортуна была не на твоей стороне, под давлением главной печати был вынужден против своего желания выполнять команды царя царей. Будь справедлив, господин Шабака.

– Ничего больше не говори. Я постараюсь быть справедливым, – ответил я. – Но много ли справедливости на Востоке? Я слышал только о египетской.

Мы достигли дверей дворца, и меня провели в комнату, где ждали рабы. Там меня помыли и умастили ароматными маслами, после чего переодели в прекрасную шелковую одежду и подпоясали ожерельем из красного жемчуга.

Когда рабы закончили свою работу, я, сопровождаемый Хуманом, был проведен в огромный зал с колоннами, прикрытый шелковыми портьерами, где собрались пировавшие. Я миновал проход и подошел к возвышению в начале зала, где между наполовину прикрытыми занавесками сидел на золотом троне во всей своей славе царь, окруженный виночерпиями и другими слугами. В руке он держал сверкающий кубок. Взглянув на царя, я понял, что тот пьян, что явно в моде у выходцев с Востока на их великих пирах, потому что он выглядел счастливым и человечным, чего никогда не бывало, если он был трезв. А возможно, как я подумал впоследствии, он лишь притворялся, что пьян. Я увидел кое-кого еще, а именно Бэса с золотой цепочкой на шее и одетого в красный головной убор. Он сидел на ковре перед троном и рассказывал царю что-то, что вызывало его смех, и даже его важные подчиненные позволяли себе улыбаться.

Я подошел к возвышению и по едва заметному знаку Бэса, который, казалось, еще не видел меня (такой знак он часто подавал, когда замечал прежде меня, что кто-то ведет игру), распростерся перед царем. Тот посмотрел на меня и сказал:

– Кто это? – и тут же сам ответил: – О, я помню, это египтянин, чьи стрелы не промахиваются, прекрасный охотник, которого Идернес прислал ко мне из Мемфиса, куда я давно хотел отправиться. Египтянин, мы ведь поссорились из-за льва, не так ли?

– Нет, мой царь, – отвечал я, – царь был сердит и справедлив, потому что я не мог убить льва до того, как он напугал его лошадей.

Я сказал так, потому что часы, проведенные мною в лодке, заставили меня смириться, а также потому, что эти слова были у меня на губах.

– Да, что-то такое помню, или ты хорошо лжешь. Что бы это ни было, все закончено, просто спор двух охотников, – и, взяв лежавший рядом длинный скипетр, который был украшен огромным изумрудом, он протянул его мне, чтобы я коснулся его в знак прощения.

Теперь я знал точно, что нахожусь в безопасности, потому что тому, кому царь протягивает свой скипетр, ниспослано прощение за все злодеяния, даже если он покушался на царскую жизнь. Двор тоже это знал, поэтому каждый человек, которого я видел, кланялся мне, даже слуги позади царя. Один из виночерпиев также подал мне кубок царского вина, которое я выпил с благодарностью, произнеся тост за здоровье царя.

– Египтянин, это был прекрасный выстрел, – сказал царь, – когда ты отправил стрелу и пронзил львицу, которая осмелилась напасть на мое величество. Да, царь обязан своей жизнью тебе, и он благодарен, как ты уже понял. Твой раб, – и он указал на Бэса в его ярком облачении, – разъяснил мне все дело, когда рассудок покинул меня, и, Шабака, – тут он икнул, – ты можешь сам увидеть, насколько по-разному видятся вещи невооруженным глазом и сквозь кубок с вином. Он рассказал мне удивительную историю. – Карлик, что это была за история?

– Позвольте мне, Великий царь, – отвечал Бэс, сверкая своими большими глазами, – лишь маленький рассказ о другом царе моей собственной страны, которого я считал великим до тех пор, пока не прибыл на восток и не узнал, какими могут быть настоящие цари. У этого царя был слуга, с которым он обычно охотился, на самом деле это был мой собственный отец. Однажды они вместе выслеживали какого-то слона, чьи бивни были больше, чем другие. Когда слон напал на царя, мой отец с риском для собственной жизни свалил его и добыл бивни, как это бывает у эфиопов. Но царь, которому очень хотелось иметь эти бивни, отравил моего отца и присвоил себе бивни в качестве добычи. Однако перед своей смертью мой отец, который умел говорить на языке слонов, рассказал остальным слонам об этом злодеянии, на что они очень рассердились, потому что знали с самого начала времен, что бивни принадлежат тому, кто добыл их по праву. А слоны, как люди, не любят, когда нарушаются древние законы. Слоны объединились между собой, и, когда царь в следующий раз отправился на охоту, не заботясь о себе, бросились на царя и разорвали его на мелкие кусочки размером с палец, а затем убили его сына-принца, который шел позади него. Вот такова история о слонах, которые любили закон, о, мой царь.

– Да, да, – сказал его величество, пробуждаясь ото сна, – но что стало с этими огромными бивнями? Мне бы хотелось иметь такие.

– Я унаследовал их, мой царь, как сын своего отца, и отдал своему господину, который, без сомнения, пришлет их тебе, как только вернется в Египет.

– Странная история, – заметил царь, – очень странная. Она напоминает мне ту, что случилась не так давно. Что это было? Ладно, это не имеет значения. Египтянин, хочешь ли ты какую-то награду за свой выстрел в львицу? Если да, ты получишь ее. Может, ты злишься на кого-то?

– О царь, – отвечал я, – я ищу справедливости в отношении одного человека. Этим вечером я был привезен на берег реки под охраной евнуха Хумана, который захотел уложить меня в лодку. По дороге, без всякой на той причины, он стал бить меня по голове рукояткой своего веера. Посмотрите, вот остались следы. Но я не припомню, чтобы царь приказывал бить меня, я прошу, чтобы справедливость восторжествовала в отношении этого человека.

Царь пришел в ярость и закричал:

– Что? Эта собака осмелилась ударить свободного и благородного египтянина?

Хуман в ужасе упал ничком и начал лепетать непонятно что о наказании в лодке, что было явно лишним, потому что царь вдруг встрепенулся и озадачился.

– Лодка! – закричал он. – Да, конечно, лодка! Даже ты, такой жирный, поместишься в ней, евнух. В лодку его, а перед этим сто ударов розгами по ногам, – и он указал на него своим скипетром.